Когда мы спускались по лестнице, Леший поинтересовался:
— Вы свои исследования давно начали? Еще небось во время войны?
Зная профессию моего приятеля, я слегка напрягся. Не хватало еще, чтобы именно сейчас у Загребельного взыграло чувство долга, и он начал выяснять законность действий товарища… тьфу ты черт, заразил… господина Серебрянцева. Присвоение государственной собственности, так сказать, причем в особо крупных размерах. Слава богу, эта глупость пришла в голову лишь мне одному. Загребельный имел в виду нечто совсем иное:
— Ханхи вас не беспокоили? — продолжил Андрюха.— Могли ведь и засечь вашу, фигурально выражаясь, термоядерную деятельность.
— Раза три-четыре видел их летательные аппараты,— припомнил старик.— Один даже прошел довольно близко, да только тем все и ограничилось.
— Повезло,— встрял я в разговор.— А то вполне могли вкатить из чего-нибудь плазменного. Они ведь в Троицке за институтами гонялись?
— Ошибаетесь,— Ипатич галантно поддержал Лизу, когда та споткнулась об арматурину, торчавшую из битой ступеньки.— Наш институт не тронули, спектроскопию тоже, да и вон ускоритель стоит, целехонький.
— За что же тогда город? — удивился я.
— А город это наша вина,— припоминая прошлое, старик весь сник.— Я же говорил, военные заказы институту Курчатова передали. Пушку они там какую-то строили, то ли мезонную, то ли аннигиляционную, слухи разные ходили. Ясно только, что эта установка должна была пробить защитные поля ханхов. Как там у них дела продвигались не знаю, полностью была готова установка или частично. Факт только, что когда над Троицком завис инопланетный корабль, Курчатовцам приказали ее применить.
— Сбили? — мрачно поинтересовался Загребельный.
— Кого? — не понял Серебрянцев.
— Корабль, говорю, сбили?
— Скорее всего, нет,— Даниил Ипатич пожал плечами.— Не видел я обломков. Да и боя как такового тоже не видел. Вовремя в бомбоубежище спустился. А когда вибрация от стен пошла, тут и стало понятно, дела там наверху невеселые. Включил я тогда наш старенький дизелёк, начал очистку воздуха, да так и просидел под землей целую неделю. Подойду к наружной двери, проверю, попробую и снова возвращусь назад. Сажусь ждать.
— А что дверь сильно нагрелась? — полюбопытствовал Леший.— Не похоже чтобы вблизи вашего института уж очень полыхало. Вон, вы даже говорили, что и аппаратура кое-какая уцелела.
— Ошибаетесь, молодой человек,— старик притормозил и в упор поглядел на Андрюху.— В том то и дело что дверь была холодная, ледяная, я бы сказал.
По превратившемуся в шепот голосу ученого, по тому как он весь съежился и задрожал, я понял, что те дни стали самыми жуткими моментами в его жизни. И, скорее всего, Ипатич нам далеко не все рассказал. Полагаю, кроме лютого холода было что-то еще… гораздо более страшное.