— Понятия не имею откуда она взялась,— Даниил Ипатиевич заметил мой интерес к настенной росписи.— Давно уже здесь. Наверное кто-то из прохожих написал.
— И много здесь прохожих? — поинтересовался Леший.
Старик поскреб затылок:
— Да, пожалуй, за последние полгода вы первые будете.
— Оживленное местечко, ничего не скажешь! — присвистнул Клюев.
— Согласен,— Ипатич смущенно улыбнулся.— Только другого у меня все равно нет. Это и дом, и работа, и вся моя жизнь.
Будто стараясь поскорее подтвердить это, ученый принялся нас поторапливать:
— Идемте, она там, в производственном корпусе.
Лабораторно-производственный корпус походил на сборочный цех небольшого заводишки по выпуску холодильников или стиральных машин. Но опытный глаз сразу мог определить, что не все так просто. Судя по некоторым признакам, наряду с основным производством здесь втихаря подрабатывали сборкой межпланетных космических кораблей. Несколько именно таких конструкций я и разглядел в темных закутках обширного крытого павильона. Само собой большая часть оборудования и экспериментальных образцов несли печать разрухи и запустения. Темно-серая пыль, мутные, неопределенного происхождения потеки, лохматая ржавчина, разорванные и сгоревшие кабеля, расплавившиеся пластиковые панели. Все мертво и недвижимо.
Однако, преодолев два десятка метров, продравшись сквозь железные заросли мертвых установок и агрегатов мы с удивлением обнаружили, что и в этом темном царстве имелся свой персональный лучик света. В глубине мрачного зала, по соседству с переходом в третий, самый большой корпус, горел свет. Было необычайно сложно поверить, что я действительно вижу электрический свет. После адовой черноты погибшего города, после липких пут пустоты и забвения, саваном спеленавших весь институт, после основательно разгромленного главного лабораторного корпуса, это и впрямь казалось настоящим чудом.
При ближайшем рассмотрении чудо оказалось тремя небольшими прожекторами. Водруженные на самодельные, грубо сваренные треноги, они были расставлены треугольником и освещали цилиндрическую, похожую на колонну древнего, давно разрушенного храма установку. С первого же взгляда детище Серебрянцева вызывало уважение и даже какой-то внутренний трепет. Естественно мне и в голову не приходило предназначение всех этих обмоток, датчиков, электромоторов, тяжелых защитных экранов, труб и кабелей. Однако, как человек тесно связанный с техникой, я отметил, что конструкция ладно скроена, может даже настолько ладно, что ее следует назвать совершенной. Это была настоящая магия, незримый контакт инженера с машиной. Далеко не всем такое дано.