— Лиза!
Я крикнул еще раз и кинулся в сторону водительского отделения. В мозгу вдруг совершенно ясно всплыло воспоминание — ведь им было приказано находиться именно там. Я спотыкался о битые пластиковые сидения, коробки и ящики с аппаратурой, бился о кронштейны, бонки и скобы, однако не замечая преград, не чувствуя боли, рвался вперед и все кричал и кричал.
Распахнувшиеся впереди люки позволили мне увидеть. Справа, около места пулеметчика лежала груда тел. И, хвала всевышнему, она шевелилась.
В этот момент сверху посыпались затянутые в камуфляж фигуры. Оказавшись внутри, Леший и его люди стали быстро захлопывать за собой бронированные дверцы и запирать их на мощные засовы, которые я в свое время предусмотрительно наварил изнутри. Вокруг вмиг воцарилась кромешная тьма.
— Стой! Ничего не трогай, только навредишь! — прогремел голос Загребельного. — Сейчас будет свет.
Пока в поисках переключателя Леший шарил по приборной панели, прошли считанные секунды, но для меня они растянулись в годы. Я слышал как кто-то стонет и приходил в ярость от того, что не мог узнать этот голос или даже сказать мужской он или женский.
Два небольших светильника, наконец, вспыхнули. Один в отделении управления, другой в десантном. Их тусклый желтоватый свет вырвал из темноты, влажную от крови коричневую куртку. Серебрянцев! Вот кто лежал сверху. Вот кто прикрывал своим телом две худощавые, по-детски нескладные фигурки. В отличие от старика-ученого Лиза шевелилась, Пашка лежал ничком, но ран на его теле видно не было.
— Помогите мне! — прокричал я, кинувшись к наваленным в узком проходе телам.
Не успел сделать и шагу, как в правый борт что-то гулко ударило. Потом еще и еще раз. Затем от частой барабанной дроби загудел весь корпус. Красногорцы как по команде развернулись к люкам и наставили на них автоматные стволы.
Я отметил это как бы между прочим. Мысль об упырях отошла куда-то на задний план, потерялась в закоулках воспаленного всклокоченного сознания. Сейчас для меня существовали куда более важные вещи.
В спине у Ипатича виднелось несколько дыр. И это было скверно, я бы даже сказал хуже некуда. Даже если ученый все еще оставался жив, то это ненадолго. Такие раны сейчас не лечат, такие раны сейчас — смертный приговор.
Хотя я всем сердцем жалел бедолагу-старика, однако все равно все мои мысли были только о Лизе. Она лежала прямо под Серебрянцевым. Наверняка плохо понимая что творит, девушка лишившимися сил руками пыталась столкнуть с себя его тело, выбраться, вдохнуть полной грудью. Я поспешил ей на помощь. Хотел схватить Ипатича за плечи, да вовремя опомнился. Нельзя его сейчас вот просто так шарпать.