В начале 2007 года я обратился к нынешнему секретарю Нобелевского комитета Хорасу Энгдалю, который любезно проконсультировался с крупнейшим специалистом по истории Нобелевских наград Кьелом Эспмарком и другими членами Королевской Академии. 16 февраля господин Энгдаль написал мне:
«Предположение, что Шведская Академия в 1958 году могла объявить о своем нежелании награждать Пастернака, пока „Доктор Живаго“ не будет выпущен на языке оригинала, было встречено всеми с недоверием. Господин Эспмарк заявил, что ему никогда не попадались документы, подтверждающие подобное предположение, и что саму идею выдвигать специальные условия для присуждения премии и объявлять о них трудно вообразить, поскольку это нарушило бы правила секретности, окружающей процесс выбора лауреата. И если доселе неведомый источник не будет обнаружен, тезис о том, что публикация „Живаго“ по-русски проложила путь к награде, должен быть отвергнут. По всей вероятности, Пастернак получил бы ее несмотря ни на что. Но, возможно, его друзья на Западе полагали иначе. ЦРУ вряд ли могло быть в курсе обсуждений, проходивших в Шведской Академии. Они были не столь уж всемогущи».
Мнение Кьела Эспмарка заслуживает безусловного доверия. Он – автор классического труда «Нобелевская премия по литературе: Исследование критериев отбора», вышедшего уже двадцать лет назад. Но то, что он пишет в своем исследовании, признаться, во многом Шведскую Академию идеализирует.
«В послевоенный период, – рассказывает Эспмарк, – ряд Нобелевских премий по литературе вызвал споры об их политическом воздействии на атмосферу холодной войны. Литературные премии, подобно премиям Мира и в противоположность премиям научным, подчеркивают ценностные вопросы и различающиеся точки зрения, что нередко болезненно воспринимается в окружающем мире. В то же время, Шведская Академия по этим вопросам неоднократно высказывала пожелание оставаться в стороне от политических разногласий. Ведущим принципом, пользуясь словами Ларса Гилленстена, была „политическая чистота, невовлеченность“.
Время от времени возбуждаемые споры вокруг выбора победителей частично объяснимы тем фактом, что во многих кругах наблюдается непонимание независимого положения Шведской Академии перед лицом государства и правительства. Не раз приходилось указывать на это отличие от практики восточно-европейских стран. Например, в статье в газете Dagens Nyheter (22 февраля 1984) приводилась ссылка на Никиту Хрущева, который в своих воспоминаниях утверждал, что это именно он, через шведского министра, посоветовал Академии дать премию Шолохову. Журналист, приведший это утверждение, признал, что шолоховское награждение было «досаднейшим эпизодом в истории Нобелевских премий». Гилленстен отвечал (27 февраля 1984), что не существует ни малейшего свидетельства хрущевского давления ни в бумагах Академии, ни еще где-либо» (Эспмарк, с. 99).