Ниже «Новое русское слово» печатало следующую корреспонденцию:
«Стокгольм, 24 октября. – Находящиеся в Москве корреспонденты западной печати посетили подмосковную деревню Переделкино, в которой Пастернак живет, но телеграммы об их беседах с писателем задержаны московской цензурой. Зато телеграммы корреспондентов коммунистических газет по поводу Пастернака посылаются из Москвы беспрепятственно.
Эти последние – все в один голос – называют присуждение Нобелевской премии Пастернаку «политической демонстрацией».
Поэт, по их утверждению, «человек совершенно изолировавший себя от собственного народа и борьбы за коммунизм».
Копенгагенская коммунистическая газета «Ланд ог фолк» и стокгольмская «Ми Даг» в почти одинаковых выражениях клеймят Шведскую Академию Литературы за ее выбор, «представляющий собой только политический жест, не имеющий никакой литературной ценности». «Борис Пастернак, – по словам этих газет, – выдающимся советским прозаиком не является и никогда им не был»».
И, наконец, в подвале на первой странице была помещена заметка: «Пастернак уже заработал в США 40 000 долларов. Но эти деньги вряд ли до него дойдут».
Хроника травли Пастернака властями и Союзом писателей хорошо документирована и стала для ХХ века чем-то вроде хроники преддуэльных дней Пушкина.
Вот основные события тех дней в самом сжатом изложении.
«На следующее утро (24-го. – Ив. Т.), – пишет сын поэта, – была предпринята попытка заставить Пастернака отказаться от премии. В письме Поликарпова М. А. Суслову красочно передается разговор Федина с Пастернаком. Не поздоровавшись с Зинаидой Николаевной и не поздравив ее с именинами, на которых он традиционно бывал в этот день, Федин прошел в кабинет к Пастернаку» (ЕБП. Биография, с. 702).
Поначалу Пастернак держался воинственно, категорически сказал, что он не будет делать заявления об отказе от премии и могут с ним делать все, что хотят, – сообщал Поликарпов, который сидел в это время на фединской даче и ждал возвращения хозяина. – Затем он попросил дать ему несколько часов на обдумывание позиции. После встречи с К. А. Фединым Пастернак пошел советоваться с Вс. Ивановым. Сам К. А. Федин понимает необходимость в сложившейся обстановке строгих акций по отношению к Пастернаку, если последний не изменит своего поведения.
«Федин, – продолжает Евгений Борисович, – пригрозил Пастернаку серьезными последствиями, которые начнутся завтрашней кампанией в газетах, на что тот ответил, что ничто не заставит его отказаться от оказанной ему чести и стать неблагодарным обманщиком в глазах Нобелевского фонда, которому он уже ответил. Потрясенный тем, что впервые Федин разговаривал с ним не как старый друг, а как официальное лицо, облеченное высшими полномочиями, Пастернак пошел к Всеволоду Иванову. На него рассказ Пастернака произвел сильное впечатление, но тем не менее он подтвердил свое мнение, что Пастернак – лучший поэт современности и достоин любой премии мира.