Судьба Пастернака просматривалась в эмиграции сразу же:
«По некоторым сведениям, – писало „Новое русское слово“ 27 октября, – Пастернак не подвергнется какой-либо серьезной каре, но будет подвергнут остракизму и лишится возможности печататься».
В этот день «Правда» обрушилась на писателя злобной статьей Давида Заславского. «Писателю, если в нем осталась хотя бы одна малая искорка порядочности, следовало бы от Нобелевской премии отказаться». Заславский называл Пастернака «злостным клеветником», «мещанином», «халтурщиком, ненавидящим социализм, Советский Союз, строителей коммунизма». Его роман – «грязное пятно на фоне нашего социалистического отечества», «зловонная выдумка... низкого пошиба реакционная халтура... политическая клевета».
На следующий день (28 октября) «New York Times» посвятила нападкам на Пастернака передовую статью, озаглавленную «Пастернак и пигмеи».
«Заслужить Нобелевскую премию – это само по себе еще не может считаться тяжким преступлением со стороны Пастернака – даже в Советском Союзе, который два года назад с удовлетворением встретил присуждение этой премии академику Семенову. Настоящая причина кроется в том, что присуждение Пастернаку Нобелевской премии красноречиво показывает, как высоко ценят цивилизованные люди в свободном мире шедевр Пастернака.
(...) Ярость советских властей знаменательна. На первый взгляд может показаться, что советские вожди очень сильны. В их распоряжении водородные бомбы, межконтинентальные баллистические снаряды, многочисленные армии, эскадрильи мощных бомбардировщиков и военно-морской флот. А противостоит им один человек, уже немолодой, совершенно беззащитный перед физической силой Кремля. Тем не менее, духовный авторитет Пастернака настолько велик, настолько Пастернак символизирует совесть русского народа, восставшего против своих мучителей, что люди в Кремле дрожат от страха. Пастернаку придется призвать все свое мужество, чтобы не склониться перед такими пигмеями, как Заславский, атакующими Гулливера русской литературы».
27 октября в Белом зале Союза писателей состоялось совместное заседание президиума правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения. Председательствовал старый друг Пастернака Николай Тихонов. Присутствовал Поликарпов. Борис Леонидович прислал письмо, предупреждая, что по состоянию здоровья не придет:
«Я не ожидаю, чтобы правда восторжествовала и чтобы была соблюдена справедливость. Я знаю, что под давлением обстоятельств будет поставлен вопрос о моем исключении из Союза писателей. Я не ожидаю от вас справедливости. Вы можете меня расстрелять, выслать, сделать все, что угодно. Я вас заранее прощаю. Но не торопитесь. Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И помните, все равно через некоторое время вам придется меня реабилитировать. В вашей практике это не в первый раз» (ЕБП. Биография, с. 704).