Тем не менее, другого столь подробного чекистского свидетельства о Пастернаке не существует. Киносценарий Юрия Кроткова начинался так:
«Гос. дача Хрущева.
Просторная гостиная. В центре – массивный стол из ореха. Да и все остальное: кресла, диван, шкафы, все массивное и из ореха. Панели стен тоже ореховые. Повсюду ковры. Под потолком – хрустальная люстра. На стенах – картины, изображающие революционную деятельность Ленина.
За столом сидит курносая девочка лет пяти с бантом на голове; перед ней – тарелка с манной кашей. Но девочка к каше не прикасается, она ковыряет ложкой клеенку и лениво разглядывает присутствующих. (...) Хрущев, толстый, коротконогий, видимо, вернулся с охоты. На нем байковый костюм, высокие резиновые сапоги. На животе висит патронташ. Лицо круглое, шея бычья, глаза маленькие, острые, как у хорька, губы беспокойные – все время в движении. Он держит в руках охотничье ружье.
В креслах сидят: секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов и зав. отделом культуры ЦК Дмитрий Поликарпов. Слева от Хрущева стоит Генеральный секретарь Союза Советских писателей Алексей Сурков. (...) – Шляпы! Проворонили! – сердито говорит Хрущев. – Не выйди «Доктор Живаго» в Италии, не было бы этой петрушки…
– Я сделал все что мог, Никита Сергеевич, – говорит Сурков.
– Слышал. Поликарпов вас и в Рим посылал. Покуражились там, товарищ Сурков. А толку с гулькин нос. Итальянский издатель, хоть и коммунист, показал вам шиш. «Доктор Живаго» вот уже сколько. два года разгуливает по белу свету и позорит нас. (…) Ох, не весело быть коммунистическим вождем, товарищ Сурков.
– Пока существует капиталистическое окружение, – начинает Сурков.
– А где это вы эдакий костюмчик отхватили? – перебивает Хрущев. – Небось в капиталистическом окружении? А ну, повернитесь. Шик-блеск. Надо бы и мне такой справить.
– Могу дать адрес портного, – шутит Сурков. – Париж, бульвар Капуцинов.
Хрущев, неожиданно вспыхнув, ударяет кулаком по столу и кричит:
– Падлы! Мишке Шолохову Нобелевской не дали, а этому червивому Пастернаку.
Девочка плачет. Хрущев подходит к ней и садится рядом.
– Да ты не скули, внучка, – ласково говорит он. – Ну-ка, давай кашки пошамаем.
Суслов и Поликарпов переглядываются. Хрущев кормит девочку кашкой, с ложки, умело.
– Докладывайте, товарищ Суслов, – одновременно говорит он.
Суслов, глядя в свой блокнот, произносит:
– Вчера Борис Пастернак послал в Стокгольм такую телеграмму: «Бесконечно благодарен, тронут, горжусь, изумлен, недостоин».
– Надо было оставить в тексте одно слово: «Недостоин», – перебивает Хрущев. (...) А как эта баба. как ее. Ольга, что ли? Спит он с ней?