72 метра (Покровский) - страница 214

Оторопевший командир говорит: «Нет!»

— Ну, слава тебе господи, — устало вздыхает комдив, а когда его каюта пустеет, он еще какое-то время сидит совершенно безразличный ко всему, а потом вдруг в глазах его появляется дуринка, он произносит вполголоса:

— Ну-ка, где эта орденоносная сука! — и вызывает к себе начальника отдела кадров по фамилии Пидайло.

Семь слов

«Контр-адмирал Дмитрий Федорович Сковорода был необычайно умен», — так можно было начать

и этим можно было бы и ограничиться,

и это был бы самый короткий рассказ, состоящий из семи слов,

и в нем все было бы в полном достатке: и ум, и суть, и такт — и тогда абсолютно излишним выглядело бы добавление, сделанное непосредственным военноначальником адмирала Сковороды, полным адмиралом Леонидом Антонычем Головней в окружении таких же адмиралов: «Попробовал бы этот мудак быть идиотом!» — которое относилось, видимо,

и не к личности Сковороды в целом,

но касалось скорее вопросов стратегических,

реже тактических,

технологических,

композиционных по существу

или же даже духовных,

и уж совсем невозможно было бы приткнуть куда-либо мысли некоторых его, Сковороды, подчиненных о том, что пошли в свое время зачем-то совсем не туда, куда следовало бы переместиться под руководством вышеупомянутого козла, и там он придумал нечто такое,

ТАКОЕ,

что еле всплыли с перепорченными лицами, с дифферентом на корму, погнув перископ, потеряв все аварийно-спасательные буи, затопив шахту навигационного прибора «Самум»,

который по приходе срочно выгрузили, чтоб хоть как-то сохранить, а то ни туда ни сюда,

да повезли его сдавать,

а там не принимают, потому что никто ни с кем не договаривался,

и тогда в сердцах бросили его у входа, потому что временем свободным совершенно не обладали,

и он простоял там целый год, и множество раз замерзал и оттаивал, замерзал и оттаивал,

плавно переходя из одного плачевного состояния в другое, куда более плачевное,

описать которое здесь не представляется возможным, и вот уже кто-то заговорил о воровстве, да так споро и горячо, что никак не унять, и рукой все машет и машет, и все о них, о консервах, а особенно о севрюге в томатном соусе и о балычке со слезами жира на тонких и нежных ломтиках, и кто-то крикнул: «Без генералов у нас не воруют!» — и пошло, поехало, побежало, полетело кувырком, как это и водится в нашей милой стороне.

А ведь на все это хватило бы одной только фразы: «Дмитрий Федорович Сковорода, контр-адмирал, между прочим, был необычайно умен».

Я не знаю, почему…

мы так любим собственное начальство.

Что-то в этом есть такое, этакое, мохнатое, непростое, неповерхностное.