Хотя как мы их без торпедистов откроем — об этом лучше не сейчас.
Без торпедистов, без света, без гидравлики, на ощупь, с блокировкой или без, сначала открываем вручную заднюю крышку, человека внутрь, потом переднюю, и он всплывает без декомпрессии, курячьи проповеди.
От этого заранее тошнит.
А чего я переживаю — может, там есть торпедисты? Ага, сейчас. Сколько тут ныряем — ни одной живой души. Впрочем, и через люк выходить — это такие приключения — лучше не надо.
Нужен живой трюмный. Слышишь, Господи, нужен! А где его взять?
…когда я приходил домой без двух копеек, бабушка ругала Ленина по-армянски: «Отомстил за своего брата, и теперь мы все мучаемся».
Черт знает что лезет мне в голову.
— Отдышались?
У них, бедняг, и сил-то нет отвечать.
— Петров, на разведку.
Сейчас только пришло в голову, что я совсем не помню лица Петрова.
Остальных, правда, я тоже не помню. Я их почему-то не запомнил и ничего о них не знаю. Вернее, я даже не старался их запоминать. Не знаю даже, могут они плавать или нет.
Знаю только, что Петров плавает лучше всех. Что он там какой-то кандидат или мастер, и поэтому уходит под воду бесшумно и даже как-то лениво.
Вот и хорошо. Под водой нужно поспешать медленно. Так что пусть идет вперед.
— Ну, что там?..
Совсем загонял я Петрушу. Ну ничего, сейчас отплюется.
— Ну?
— Есть проход, только воздуха мало. Все не разместимся.
— Разместимся. Пойдем осторожно, двумя партиями. Так. Петруша, пузырь у буфетной?
— Да, в самом верху.
— Возьмешь троих — и туда. Разместишь покомпактней, потом вернешься за остальными. Понятно?
— Понятно.
— Развесишь их по трубам так, чтоб другие смогли вынырнуть.
— Ясно.
— Пошли.
Хорошо, что есть на свете Петров, а то б пришлось самому метаться сначала на разведку, а потом — замыкающим. Быстро сдох бы. А так есть Петров — пошел вперед. А я могу подумать. В голову ничего не лезет, кроме декомпрессии. Как я их наверх пошлю без нее.
К черту декомпрессию! Не думать о ней. Ты сначала доберешься до первого.
Ты обязательно доберешься до первого — вот тебе мысль, которую нужно повторять. Лопни, а доберись до первого. Понял? Хорошо!
— Ну как там, Петруня?
— Первые висят.
— Молодец, бери следующих.
— Есть.
— И место мне оставьте.
— Есть.
— И приплыли, прилипли, повисли без ног. А то влупите мне вшестером по черепу — и я тут же сдохну.
— Ясно.
— Пошел.
Всплеск и потом еще два — ушли. А вот за мной не придет никто. Я должен появиться там сам. Без сопровождения. И никто не должен знать, что мне страшно, что мне ох как страшно, что я молиться готов, что я готов боготворить любого, кто нас отсюда достанет. Они, бедняги, думают, что это я их отсюда выведу, выну через люк, доставлю на поверхность, а там и до берега недалеко. Они не знают, как мне страшно.