Сколь по причине непогоды, столь и из ответной любезности китаец провел зиму 1222/23 года в Самарканде, щедро раздавая милостыню его несчастным жителям, два года назад волею судеб отданных в руки монголам.
10 марта, гонясь за раненым медведем во время охоты под Ташкентом, Чингисхан упал с лошади.
— Это знак Неба, — нравоучительно заметил даос, имея в виду опасность охоты для человека не совсем молодого.
— Ты прав, — ответил Завоеватель. — Но мы, монголы, звероловством занимаемся с детства и от этой привычки избавиться уже не в силах.
8 апреля Чан-чунь наконец простился с Есугаевым сыном. На прощание тот вручил ему скрепленный царской печатью указ, освобождавший ученых-даосов от налогов, и дал в сопровождающие одного из своих военных чиновников.
«Путь человека» в китайской философии
Путь китайца лежал через Чу, Или и Алмалык, а также через Джунгарию с ее бурями, до неузнаваемости изменявшими облик пустыни не без помощи, как утверждали тамошние жители, злых духов. Ему опять, но уже в обратном направлении, пришлось идти по перевалу Давст, по безводной и голой пустыне Гоби и, минуя враждебных тангутов, далее на юго-восток, через Ширгин в Онгин, затем в онгутский Куку-ото и наконец в китайскую провинцию Шаньси, куда он попал уже в июле 1223 года.
Через четыре года, в 1227 году, Чан-чунь умер.
Сочувственный интерес, проявленный к китайскому даосизму Чингисханом, подвиг приверженцев этого учения соорудить стелу. Она была воздвигнута в 1219 году, то есть за 24 месяца до встречи Завоевателя с Чан-чунем, по инициативе монаха, которому надлежало сопровождать Чан-чуня в его путешествии в Афганистан. Говоря от имени монгольского царя, она представляет его в довольно курьезном, чисто даосском виде. «Небо, — читаем мы на ней слова, якобы сказанные Чингисханом, — устало от надменности и любви к роскоши, достигших в Китае своего предела. Я живу на севере, где алчность возникнуть не может никогда. Я возвращаюсь к простоте и чистоте, сообразуясь с умеренностью (все это идеалы даосизма. — Р. Г.). Что касается одежд, которые я ношу, или пищи, которую принимаю, то все это такие же лохмотья и та же еда, что у пастухов и конюхов. Я обращаюсь с простым народом так же сочувственно, как с детьми, а со своими воинами, как с братьями. Принимая участие в битвах, я всегда нахожусь впереди всех. За семь лет я совершил великое дело, и отныне во всех шести измерениях пространства все подчинено одному закону».
Эта фразеология носит сугубо даосский характер. Но последнее предложение, хотя и скопировано с победных реляций древнекитайских императоров, без сомнения, содержит в себе отражение свойств монгольского царя или, если угодно, представление о себе, которое он пытался создать у своих современников.