Я хранила «Съедобные растения и цветы Северной Америки» у себя под кроватью в рюкзаке; кроме того, там был отцовский швейцарский армейский нож, фонарик, брезентовый тент, компас, коробка батончиков «Гранола», две пачки «М&М» с арахисом, три банки тунца, консервный нож, пластырь, набор для оказания первой помощи при змеином укусе, смена белья и схема метро Нью-Йорка. Еще пригодился бы кусочек кремня, но когда я попыталась купить его в магазине скобяных изделий, они ни в какую не согласились мне продавать, то ли потому, что я слишком маленькая, то ли они решили, что я пироманка. В случае крайней необходимости можно еще высечь искру с помощью охотничьего ножа и кусочка яшмы, агата или нефрита, но я не знала, где найти яшму, агат или нефрит. Вместо этого я взяла немного спичек из кафе на 2-й улице и положила их в кармашек на молнии, чтобы не намочил дождь.
На Хануку[17] я попросила в подарок спальный мешок и получила от мамы фланелевый с розовыми сердечками — при температуре ниже нуля он бы спас меня от гипотермии секунд на пять. Я спросила маму, нельзя ли поменять его на тяжелый пуховой мешок. «Где ты собираешься спать, за Полярным кругом?» — спросила она. Может, и там, подумала я, а может, в Перуанских Андах, папа однажды ходил туда в поход. Чтобы сменить тему, я рассказала ей о болиголове, дикой моркови и пастернаке, но вышло неудачно — глаза у нее наполнились слезами, а когда я спросила, что случилось, она сказала, что ничего, это просто напомнило ей про морковь, которую папа выращивал в саду в Рамат-Гане. Я хотела спросить ее, что еще он выращивал, кроме оливы, лимонного дерева и моркови, но не хотела еще больше ее расстраивать.
Я начала вести тетрадь под названием «Как выжить в условиях дикой природы».
18. Мама никогда не переставала любить моего отца
Ее любовь к нему осталась такой же живой, как в то лето, когда они познакомились. Но ради этого ей пришлось самой отвернуться от жизни. Иногда мама целыми днями обходится только водой и воздухом. Из всех сложных форм жизни она единственная на такое способна, в честь нее стоило бы назвать какой-нибудь новый биологический вид. Скульптор и художник Альберто Джакометти говорил, что порой, чтобы хорошо изобразить голову, приходится отказываться от всей фигуры (мне рассказал об этом дядя Джулиан). Чтобы нарисовать лист, приходится жертвовать всем пейзажем. Сначала может показаться, что ты ограничиваешь себя, но спустя какое-то время понимаешь, что с помощью одной лишь крошечной детали можно гораздо точнее передать ощущение Вселенной, чем если пытаться нарисовать все небо целиком.