Теория эволюции так красива и печальна. С того времени, как на Земле зародилась жизнь, существовало от пяти до пятидесяти миллиардов разных видов организмов, а сейчас из них осталось всего от пяти до пятидесяти миллионов. Итак, девяносто девять и девять десятых процента всех живых существ, когда-либо обитавших на Земле, вымерли.
25. Мой брат — мессия
Ночью, когда я лежала и читала, пришел Птица и забрался ко мне в постель. Он был слишком маленьким для своих одиннадцати с половиной лет. Птица прижал к моей ноге свои маленькие холодные ступни. «Расскажи мне что-нибудь о папе», — прошептал он. «Ты забыл подстричь ногти на ногах», — ответила я. Он стал мять пальцами ног мои голени. «Ну пожалуйста», — сказал он умоляюще. Хотела что-нибудь вспомнить, но все, что приходило в голову, я и так уже тысячу раз ему рассказывала, так что пришлось сочинять на ходу. «Он был хорошим скалолазом, — сказала я. — Однажды он взобрался на скалу, которая была высотой, ну, двести футов. Где-то в Негеве, кажется». Птица горячо дышал мне в шею. «Масада,[18] что ли?» — спросил он. «Наверное, — сказала я. — Ему просто нравилось. Такое у него было хобби». — «А он любил танцевать?» — спросил Птица. Я понятия не имела, любил ли он танцевать, но сказала: «Очень любил. Он даже танго умел танцевать. Он этому в Буэнос-Айресе научился. Они с мамой все время танцевали. Он отодвигал кофейный столик к стене, и они кружились по всей комнате. Он поднимал ее, опускал и пел ей на ухо». — «А я там был?» — «Конечно был, — сказала я. — Он тебя подбрасывал в воздух и ловил». — «А он не боялся меня уронить?» — «Он знал, что не уронит». — «А как он меня называл?» — «По-разному. Приятель, Малыш, Коротышка». Я выдумывала все это на ходу. Птица, похоже, был не особо доволен. «Иуда Маккавей, — сказала я. — Просто Маккавей. Мак». — «А как он называл меня чаще всего?» — «По-моему, Эммануил, — я изобразила задумчивость. — Нет, подожди. Манни. Он обычно звал тебя Манни». — «Манни, — сказал Птица, будто пробуя слово на вкус. Он плотнее прижался ко мне. — Я хочу рассказать тебе секрет, — прошептал он, — в честь твоего дня рождения». — «Какой секрет?» — «Сначала дай слово, что поверишь мне». — «Хорошо». — «Скажи „обещаю“». — «Обещаю». Он сделал глубокий вдох: «Кажется, я ламедвовник».[19] — «Кто?» — «Один из ламедвовников, — прошептал он, — тридцати шести праведников». — «Каких еще тридцати шести праведников?» — «Тех, от которых зависит существование мира». — «А, этих. Не будь…» — «Ты обещала», — сказал Птица. Я промолчала. «Их всегда тридцать шесть, в любую эпоху, — прошептал он. — Никто не знает, кто они. Только их молитвы достигают уха Господа. Так говорит мистер Гольдштейн». — «И ты думаешь, что ты, возможно, один из них, — сказала я. — А что еще говорит мистер Гольдштейн?» — «Он говорит, что Мессия будет одним из