Кэсси почему-то казалось, что об этом он не подумал.
Нет, все это не имело смысла. Не было ничего удивительного в том, что она почувствовала влечение к нему, на то существовала тысяча причин, но Кэсси не могла придумать ни одной, чтобы объяснить его интерес к себе.
Может быть, его привлекла новизна?
Нечто совершенно отличное от того, к чему он привык, а следовательно, вызывающее любопытство? Единственная женщина, находящая привлекательными его внутренние стены, которые служили препятствием в отношениях со всеми остальными... Что ж, она полагала, что такое возможно, но если все дело только в этом, если весь его интерес вызван столь незначительным обстоятельством, тогда он, конечно, захочет подождать, пока не минует угроза для его родного города.
Тем более что ему точно известно: она никуда за это время от него не денется. Из города с другим не сбежит. Прихватив кофейную чашку, Кэсси подошла к окну, чтобы полюбоваться красивым и мирным зимним видом. Ощущение радостного предвкушения, владевшее ею совсем недавно, испарилось без следа.
Максу, преданно следовавшему за ней по пятам, она сказала:
– Я умею испортить себе настроение, как никто другой на белом свете.
Макс завилял хвостом, глядя на нее с обожанием.
– Он просто жалеет меня, вот в чем все дело. А может, он один из тех мужчин, которых возбуждают тощие и бледные женщины, падающие в обморок на руках у своих избранников? От этого мужчины вроде бы вырастают в собственных глазах. Хотя я бы сказала, что Бен в этом не нуждается.
Макс тихонько заскулил, и Кэсси наклонилась, чтобы почесать его между ушей.
– Вот что я тебе скажу: хватит мне падать в обморок, когда он поблизости. Уже второй раз он нес меня на руках, а я самое интересное пропустила. Всю жизнь женщина мечтает, чтобы мужчина носил ее на руках, а когда это наконец случается – уже дважды, заметь! – она хлоп в обморок.
Макс лизнул ее руку.
– Спасибо, – усмехнулась Кэсси, – ценю твое сочувствие. Но, по правде говоря, я... нет, я не знаю, что сказать по правде. Знаю только, что я вот-вот выставлю себя перед ним полнейшей дурой. И от этого мне становится страшно.
Макс решительно ткнулся носом ей в ладонь, требуя новой ласки. Кэсси снова почесала пса между ушами.
– Но знаешь, что самое печальное? – продолжала она. – Самое печальное состоит в том, что страх мне не поможет. Он меня не удержит. Думаю, ничто меня не удержит. Ничто мне не помешает выставить себя перед ним полнейшей дурой.
Что собирался ответить на это Макс, так и осталось неизвестным: телефонный звонок, заставивший их обоих вздрогнуть, прервал исповедь Кэсси. Она сняла отводную трубку в кухне, сказала «Алло» и с немалым удивлением услыхала на другом конце провода скрипучий голос престарелого адвоката своей тетушки.