Прочитав письмо Евы, я кинулся было обратно и наверняка натолкнулся бы на немецкий патруль, если бы меня вовремя не догнал проводник нашей группы и не заставил вернуться.
Все вокруг меня потеряло всякий смысл. Я впал в состояние полной апатии. Друзья-художники в Кракове устроили мне радостную встречу и даже организовали небольшую выставку моих работ. Затем на пароходе я перебрался из Гдыни на Гаити. О такой поездке мы когда-то мечтали вместе с Евой. И, наконец, в июне 1940 года я прилетел в Соединенные Штаты. Произошло это как раз в то время, когда Францию оккупировали гитлеровцы.
Окольными путями до меня дошли четыре письма Евы. После же вступления Америки в войну никаких писем я уже не получал. Долгое время ничто не напоминало мне о Еве. Поэтому случайная встреча с моей картиной в Люксембурге у мадам Баллоу была для меня дорогой весточкой из нашего счастливого прошлого.
И теперь, как никогда, я стремился на родину, надеясь увидеть город, в котором родился, и пару больших светло-серых глаз, ради которых стоило вынести все.
Мы ехали по Пльзенской улице вдоль трамвайной линии. Жители повсюду приветствовали русских — крепких коренастых солдат в вылинявших гимнастерках, с тремя-четырьмя медалями на груди, которые были заработаны отнюдь не в канцелярии.
С обеих сторон нас обступили серые жилые дома с обезображенными фасадами и выбитыми стеклами окон. И повсюду ветки зеленой хвои, советские и чехословацкие флаги!
Трамвайные провода были порваны и свисали. Разбитая мостовая усеяна обложками иллюстрированных журналов и портретами нацистских генералов. Джо не без удовольствия подминал их под колеса своей машины. Какая-то полная женщина ожесточенно топтала ногами чей-то темный бюст. Собравшиеся вокруг люди что-то громко обсуждали.
Когда мы проезжали мимо заводов «Рингхофер», навстречу нам выбежала красивая темноволосая девушка. Она ловко вскочила на подножку нашего автомобиля и обеими руками ухватилась за Шонесси. Майор усадил ее на колени. По обеим сторонам проезда валялись груды камней, кирпича, всякого хлама — остатки недавних баррикад. Тут же сидели солдаты в защитной форме. Они помахали нам.
Девушка крикнула им:
— Это американцы!
Двое солдат подбежали к нашей машине. Это были девушки. Из-под фуражек выбивались пушистые локоны…
Около моста двое красноармейцев играли на гармошке. Вокруг них собралось человек тридцать. Девушки спрыгнули с нашей машины.
Мы проезжали через Влтаву. Я и Блейер встали и внимательно смотрели налево…
Градчаны были целехоньки — такие знакомые и величественные! Они пережили всех: и маленького старенького президента, и палача Гейдриха, и юнкера Нейрата, и фанатика Франка. Война кончилась, а Градчаны стояли… И я был в своей Праге в день ее освобождения!