Почему я Вам пишу? Вряд ли перед кем еще я мог бы исповедаться. Я работаю здесь на военную администрацию, но меня, как и тогда на улице Брассер, не покидает чувство, что все мои усилия — напрасный труд.
Официально я числюсь нечто вроде детектива. В мою обязанность входит разузнавать, насколько у того или другого рыльце в пуху. Вы подумаете, я стал шпиком? На старости лет Георг стал шпиком? Я всегда хотел помогать выкорчевывать нацистов из нашей общественной жизни. И не простых, а живодеров, конъюнктурщиков, извергов! Так что теоретически я нахожусь на верном месте, но иногда мне кажется, что всем моим докладам грош цена, как будто я бросаю их на ветер.
Меня потряс один случай. Однажды я напал на след человека, который был самым отъявленным палачом в концлагере Заксенхаузен. Моего брата Лукаша умертвили именно в этом лагере. Человек, которого я нашел, имел на своей совести тысячи человеческих жизней. Из них по крайней мере около сорока жертв он умертвил собственными руками. У меня есть фотографии и десятки очевидцев. С большим трудом мне удалось заполучить на него приказ об аресте. Мы знали, что он уроженец этих мест. Приказ об аресте вместе с его фотографией был опубликован в газете. Его развесили повсюду, где только собирались люди. Об этом я лично позаботился в память моего брата.
Нациста арестовали. „Вот и хорошо“, — скажете Вы. Хорошо, да не совсем. Ведь убийца почти полтора года спокойно расхаживал по улицам родного города, его видели сотни людей, которые прекрасно знали, что его рыльце в пуху, и все же никто, несмотря на это, не задержал его. И как только люди терпят таких в своей среде! Вместе с ним они рубили дрова, убирали урожай, вечерами играли в карты… Вот что потрясло меня! Мысль о том, что подобные типы сотнями, тысячами живут среди нас и люди, зная об этом, молчат… Как это только возможно?…
Я никогда не был согласен с Лукашем в одном вопросе. Лукаш доказывал мне, что необходимо изменить общественный строй, чтобы люди получили возможность стать лучше. Мне же всегда казалось, что нужно сначала встряхнуть людей, тогда и порядок станет лучше. И вот на старости лет я иногда думаю, что, быть может, Лукаш и прав.
„На старости лет“, хотя и постарел-то я всего-навсего на полтора года. Однако иногда я чувствую себя очень усталым. Жена говорит, что не следует все так близко принимать к сердцу. Она очень хорошая и практичная женщина, у нее очень хорошая и нужная профессия: она акушерка, помогает людям родить на свет детей. Так вот она говорит, что дети будут лучше своих родителей. Если бы ее слова дошли до Бога, как любил говорить наш Сильвио. Помните ли Вы его?