лось, Макс тоже раздумывает и сомневается. Да и как ему было
не сомневаться? Он был сталкером и ходил на поверхность, его
вниманию была бы рада любая девчонка на Станции, тем более
если ее не ждет скорое свидание с площадкой, покрытой цветами.
И все же Нюта думала: может, им попробовать еще раз? Мо-
жет, тогда она будет спокойнее и все получится лучше? А потом
начинала злиться на себя. Какого черта она будет ему навязы-
ваться? Может, Макс так сдержанно вел себя оттого, что боялся,
не захочет ли странная девушка взвалить на него свои проблемы
или, того хуже, попросить о помощи? Или он просто любит ост-
рые ощущения и прикоснуться к ней для него то же самое, что по-
чесать за ухом опасного хищника? Вроде бы прирученного, а на
самом деле не знаешь, чего от него ждать. Так пусть не беспокоит-
ся — не нужно ей от него ничего!
Все решилось просто. Однажды Макс ушел наверх и не вер-
нулся.
Нюта поплакала украдкой, но в глубине души даже почувство-
вала что-то вроде злорадства: не мне, так никому.
«Странно, — думала она сейчас, — мы были уверены, что я ум-
ру раньше него. И вот теперь Макса давно уже нет, а я до сих пор
жива...»
Потом мысли сами собой перескочили на Игоря. С сыном Вер-
ховного она все-таки поцеловалась как-то раз, спустя некоторое
время после смерти Макса. Просто ей вдруг отчаянно жалко ста-
ло себя, а тот как раз подвернулся. Нюта тогда не почувствовала
ничего, ни удовольствия, ни отвращения, но повторять этот экс-
перимент ей почему-то не хотелось. Да и сам Игорь, с тех пор
провожавший ее каким-то выжидающим собачьим взглядом и
пытавшийся прикоснуться при каждом удобном случае, стал раз-
дражать. Ей скоро предстояло умереть, а тот думал только о сво-
ем удовольствии. Если бы сын Верховного хотя бы попытался ее
спасти, например, предложил вместе убежать, она могла бы быть
с ним — из благодарности. Но он не делал ничего, только, в оче-
редной раз напившись, ходил за ней тенью и ныл, дескать, если
бы не отец, то женился бы на ней немедленно, вот сию же секун-
ду, а так ему очень плохо... В итоге раздражение Нюты очень ско-
ро сменилось презрением — можно подумать, из них двоих боль-
ше нуждался в утешении этот здоровый лоб...
«Вот странно, — подумала она, — ведь Макс мне тоже ничего та-
кого не предлагал и не пытался меня спасти. Но его я охотно люби-
ла бы все то время, какое оставалось, не ожидая ничего взамен, кро-
ме обычной ласки и человеческого тепла». Когда же Макс погиб,
Нюта совсем было смирилась со своей участью, впала в апатию и
безропотно, с тупой покорностью ждала смерти. Лишь гибель бабы