— А это до вас касается? — с ядовитою почтительностью ответил мастер. — Ты что ж стоишь, негодяй?! — злобно крикнул он на остановившегося Ивана. — Это что?! Видишь, сор! Чтоб сейчас же чисто было!
Иван испуганно бросился мести. Своим вмешательством я только повредил ему. Мастер, недолюбливавший меня, еще свирепее набросился на Ивана, и что против него можно было сделать? Мастер следит за чистотою станции, — это его право и обязанность.
Иван весь был теперь олицетворением какого-то очумелого испуга и обратился во всеобщее посмешище даже для своих же товарищей чернорабочих. Ночью, когда он спал (спал он всегда как мертвец), какой-нибудь шутник подкрадывался к нему и во все горло гаркал в ухо:
— Ванька, где мятла?!
Иван вскакивал, как от пружинки.
— Мятла… мятла… — испуганно повторял он сквозь сон и начинал метаться по комнате, отыскивая метлу.
Дружный хохот приводил его в себя.
Вскоре я уехал из Петербурга в Луганск. Года два я работал на южных заводах, потом воротился в Питер. Опять тот же завод на тракте, мастерские, разбросанные по широкому двору, приглядевшаяся электрическая станция.
Однажды вечером, сдав дежурство, я вышел из станции. Пошабашившие рабочие, с черными, маслянистыми лицами, в ожидании гудка толпились у выходных ворот. Сторожа в кожаных картузах неподвижно стояли у барьеров. Я присоединился к толпе.
Была метель; широкий заводской двор белел ярко-голубым светом электрических фонарей; от станции неслось равномерное пыхтение, клубы пара, словно громадные, растрепанные белые птицы, метались под ветром по двору и проносились влево, за ярко освещенную механическую мастерскую.
Толпа прибывала. Старики стояли, устало сгорбившись, молодые нетерпеливо переминались и стучали ногою об ногу.
— Что ж гудка нету? Охрип, что ли? — сердито сказал стоявший передо мною слесарь, ежась и пряча руки в рукава.
— Чего прешь вперед? — ворчали сзади. — Видишь, люди стоят.
— Э, дура, боишься, каша дома перепреет?
— Нет, ребята, у него Манька нынче заждалась!
— Народу-то сколько, ба-атюшки! И кто их столько нарожал, чертей? — изумлялся кто-то.
В порывах метели носились и обрывались сальные шутки, ругательства. Нетерпение росло, увеличивавшаяся толпа напирала сзади, и свободный круг перед воротами суживался. Отметчики ругались и осаживали народ назад.
К калитке прошел мастер литейной мастерской, толстый, с поднятым меховым воротником.
— Сторонись, ребята, начальство идет! — с ироническою почтительностью скомандовал кто-то.
— Брюхатое! — прибавил голос из толпы.
— Как бы, ребята, в калитке не застрял… Сторож, раскрой ворота!