Послышался рокот «Фольксвагена». С радостным лаем собаки бросились приветствовать Джин.
Пеппер, не двигаясь с места, тихо произносила одно за другим всевозможные ругательства на разных языках, осевшие в памяти за несколько лет ее кочевой жизни. Черт его побери! Как его убедить, что он и сам теперь у нее в заложниках и эта роль уготована ему навсегда? С другой стороны, судя по его прощальным объятиям, он чувствовал: она попала к нему в заложницы, и, возможно, сам не понимал, нужно ли ему это.
— Уехал? — с порога спросила Джин.
— Да. Как будто в Венесуэлу, — ответила Пеппер, встречаясь с ней взглядом.
Джин слегка кивнула, с сочувствием посмотрев на девушку.
— Обычно он отсутствует всего несколько дней, — ободряюще сказала она.
— Да, — рассеянно отозвалась Пеппер.
Пеппер не стала задавать вопросов, что-то говорить, уверенная, что экономка все поймет без слов.
Она услышит историю Тора от самого Тора. И ни от кого другого. Точка.
— Я сейчас приготовлю завтрак и накормлю собак, — объявила Джин.
Пеппер потрясла головой.
— Я не хочу есть, — сказала она.
— Ты должна есть, — возразила Джин.
Заметив в ее взгляде материнскую заботу, Пеппер не смогла сдержать улыбки:
— Хорошо, я только схожу наверх, оденусь.
Прошел день, и другой, и третий. Днем Пеппер обслуживала четвероногих клиентов, принимала участие в экспериментах Джин с «заморской» кулинарией, заботилась о жеребце Тора и своих животных.
Плохо становилось по ночам. В первый вечер Джин вызвалась остаться подольше, но Пеппер знала, что дома добрую женщину ждет муж, и отказалась от ее компании. Многие из друзей Пеппер с удовольствием погостили бы у нее, но эту возможность она даже не рассматривала.
Она ждала в одиночестве — смотрела телевизор, вязала, читала, лишь бы убить время. После трех ночей почти непрерывного вязания с одновременным просмотром всех подряд телевизионных передач она закончила вязать плед, который равнодушно кинула на кресло.
В эти ночи ее мучил не страх. Она терзалась неопределенностью. В конце концов, она не могла наверняка знать, что именно теперь Тор находится в опасности. Знать это было невозможно. Однако она это знала. Правда, неопределенность, сомнения и тревоги были связаны не столько с опасностью для Тора, сколько с его правилами и взглядами.
Разве она смела переубеждать Тора, уговаривать его принять на себя обязательства, отказавшись от заведенных им правил? Она видела, что делает страх с человеком, как он ранит душу, разъедает мысли. Она вполне понимала его логику. Тем не менее она была уверена, что он ошибался. Более того, она считала это очевидным. Чтобы это понять, не требовалось особой мудрости.