– Анастасия, не так ли?
Не в силах произнести нормальное человеческое «да», я кивнула. Но, вспомнив бабушкины напутствия, расправила плечи и даже умудрилась вздернуть нос (наверное, именно так должна себя вести гражданка Ланье в любых обстоятельствах).
Мое трепыхание осталось незамеченным, Мария Александровна отвернулась на секунду раньше и радушно повела Эдиту Павловну в одну из многочисленных комнат. «Ничего необычного», – будто подчеркивали они. Я направилась следом, оглядываясь и теребя тонкий пояс платья.
Интерьер квартиры совпадал с обстановкой загородного дома Акимовых: те же тона, акценты, атмосфера, будто я слетала на машине времени назад… А если учесть, что через несколько минут я увижу Павла, то… То вообще – караул!
В просторной гостиной, утопающей в лучах света, Мария Александровна вновь посмотрела на меня. Быстрая тень пробежала по ее от природы бледному лицу, и брови на миг сошлись на переносице. Но кадры судьбы, видимо, не могли лечь один на другой по причине невозможности происходящего, и истина была отодвинута в сторону еще на несколько минут. «Лучше бы поскорее», – мысленно поторопила я, устав умирать.
– Жара, – начала стандартный разговор о погоде Эдита Павловна. – Не люблю лето: тяжело дышать, и пыль столбом.
– Вы абсолютно правы, но на следующую неделю прогнозируют небольшое похолодание, надеюсь, это не очередные сказки Гидрометцентра. Не люблю, когда говорят одно, а на деле оказывается совсем другое. Анастасия, а ты, наверное, любишь лето? – Мария Александровна в очередной раз повернула голову ко мне и… замерла. Память к ней возвращалась… Конечно, она и думать давно забыла о недоразумении в виде деревенской девчонки, но три года и дорогая одежда не могли замаскировать меня до неузнаваемости… И к этому добавлялся мой голос, который неожиданно вернулся и прогремел на всю гостиную, скрепляя прошлое и настоящее.
– Да, я люблю лето. И люблю, когда жарко.
– Присаживайтесь, пожалуйста… – произнесла Мария Александровна, и ее рука замерла в воздухе.
«Ну, да, это я… здравствуйте… Как поживаете? Я не хотела, все как-то само так получилось… Честное слово!»
Больше всего я боялась, что она сейчас разозлится и набросится на бабушку с обвинениями, они поссорятся, и мне потом достанется по полной программе: за молчание и за каждую деревню, существующую на этой планете. Но, во-первых, я не могла признаться бабушке, что подслушивала и подглядывала. Во-вторых, мои отношения с Павлом были слишком личными, и я бы скорее бросилась под поезд, чем рассказала кому-то о любви. В-третьих, мой язык предал бы меня уже на первых секундах диалога – я потеряла бы дар речи, боюсь, уже навсегда.