— Ммм… — Она прикрыла один глаз и склонила голову под таким углом, что Роут испугался: ее шея не выдержит. — Отлично!
Он наблюдал за женщиной. Такое ощущение, что для Моны ее значительность как художницы не подвергается никаким сомнениям. Словно позировать ей — величайшая привилегия, которой с радостью воспользуется каждый здравомыслящий человек, даже не помышляя о награде. А то еще и приплатит.
— Контрасты… Так, прислонитесь вон к тому дереву и делайте что-нибудь интересное руками.
Роут мгновение поколебался, пытаясь понять, каких же интересных действий она ожидает от его рук. Он прислонился к стволу и засунул руки в карманы. Не слишком интересно, зато удобно. Мужчина смотрел на озеро. Жарко было просто адски!
— Чудесно. Капельки пота чудесно смотрятся на вашей груди. Продолжайте потеть.
Роут взглянул на художницу. Стояла такая жара, что, если бы он не потел, его ждал бы тепловой удар!
— Пот оплачивается отдельно! — пошутил он и, не дождавшись реакции, спросил чуть громче: — Руки достаточно интересны?
— Великолепны!
Хорошо хоть одна местная гостья одобряет его действия. Наверное, кокетничать не стоит. Интерес художника. Да, в этой гостинице у него возникли какие-то проблемы с шармом. Женщины просто ни в какую не желали очаровываться! Роут прислонился головой к стволу и посмотрел на голубое небо, просвечивающее сквозь крону.
— Да, не опускайте голову. У вас идеальная шея!
Мужчина закрыл глаза, почувствовав тоску.
— Да, мне это нравится. Нет более эстетического зрелища, чем красивый и печальный мужчина!
Этот комментарий поразил Роута. Неужели он позволил сомнениям отразиться на лице?
— Что, грустный и потный мужчина — это эстетическое зрелище?
Мона словно вышла из транса, подняла на него глаза и соизволила ответить на вопрос:
— Безусловно. Как и грудные дети. Это духовное, странное чувство, которое будоражит ум и душу.
Роут пережил неприятный момент, когда художница упомянула о грудных детях. Он вспомнил собственного умершего сына.
— Эстетика очень похожа на творческий порыв. Эти вещи трудно объяснить, можно только чувствовать. — Мона даже не замечала страданий мужчины. Он изо всех сил пытался отогнать боль потери и сосредоточиться на лекции женщины. — Я поняла, что нужно исполнять все, что велит сделать вдохновение. Самое страшное — бороться с порывами своей души.
Роут нахмурился, обдумывая это заявление. А ведь она права.
— Это касается любых порывов, не так ли?
— Что, простите?
Роут покачал головой и снова посмотрел вверх, возвращаясь в требуемую позу.
— Не важно. — Он закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать.