– Возьми его себе. На время. Он будет у тебя в лучшей сохранности. А я… я ни в чем не могу быть уверенной. Сохрани его, пожалуйста.
– Зря ты беспокоишься. Я же рядом. Но если тебе так будет спокойнее, я его возьму.
Я позвонила на работу, сказала, чтобы меня сегодня не ждали. Переговорила с Тамарой Петровной и дала ей наставления. С Гришей мне пока что общаться не хотелось. Я решила отложить нашу беседу вплоть до моего появления на работе.
Шаповалов сел на кровать. От его большого тела шел жар, и я стиснула кулаки, постаравшись сделать это так, чтобы он ничего не заметил.
– Как спалось-то тебе? – спросил он насмешливо.
– А мы с тобой разве спали? По-моему, мы занимались чем-то совсем другим.
– Это точно. Не повторить ли нам?
– Ох, Шаповалов! Умеешь ты соблазнить честную трудовую женщину!
– Честная трудовая слишком соблазнительно выглядит – у нее такая круглая, упругая попка, такие тоненькие ключицы… Тонкая шейка и глаза-глазищи с длинными ресницами…
– Я сижу, укутанная одеялом, как ты попку-то увидел?
– Восстановил по памяти…
Этот мужчина сейчас был бесконечно нежен. От его ночного безумства не осталось и следа, его поцелуи были почти неосязаемые, руки – словно легкие крылья, и они порхали, колдовали над моим телом.
Я вынырнула из забытья и уставилась на Шаповалова во все глаза. По его лицу расплылась блаженная улыбка.
– Я чувствую, что надо уточнить кое-что не только относительно аптеки, но и относительно магазина. Я тебя хочу угостить собственной стряпней. Даже и не брыкайся.
– Не буду, – пообещала я. – А если потом у меня бешеный аппетит прорежется? Не поощряй во мне каннибальских наклонностей, дуй в магазин и купи колбасу копченую и пиццу.
– Обижаешь, женщина! Я из настоящих продуктов тебе еду приготовлю. Даже не сумневайся…
Шаповалов приволок треску и приготовил из нее потрясающие котлеты: нежные, сочные, с золотистой корочкой.
– Господи, Шаповалов, да ты просто лучший кулинар на свете!
– Рад это слышать.
Когда рыбные котлеты были съедены, чай выпит, а посуда сложена в раковину, он навис надо мной как скала и осведомился:
– А как там наша прогулка по лесу? Или ты передумала?
– Ни за что…
Я посмотрела в окно. Солнце светило изо всех сил, пуская в окна солнечные зайчики…
– У тебя есть лес на примете?
– Да. Лесопарк тут недалеко. Я мигом соберусь.
– На все про все – пятнадцать минут тебе.
– Почему так мало?
– А мне ждать недосуг, ты так все красиво расписала про снег и солнце, что мне самому захотелось оказаться там поскорее…
Солнце стояло в зените, но в лесу, как ни странно, ощущалось приближение вечера. Тени постепенно удлинялись, и белизна снега обретала множество оттенков: от розовато-золотистого до голубого, переходящего в ультрамариновый. Машина проехала сначала по основной дороге, потом мы свернули на боковую трассу, тонувшую в снегу, и не сговариваясь, взглянули друг на друга. Ехать дальше было невозможно, но Шаповалов все же ухитрился продвинуться вперед еще немного и остановиться между березой и невысокой раскидистой елкой. Елка так старательно топорщила ветки, как будто приседала в реверансе. Я помнила, что где-то неподалеку протекает речушка, но в какой она стороне, почти забыла – я же не была в лесу сто лет! Я выпрыгнула из машины и чуть не провалилась в снег по пояс. Шаповалов что-то крикнул, но запоздал: снег оказался выше среза моих сапог… Но я, ничего не слушая, загребала снег ногами, направляясь в ту сторону, где должна была быть речка. Журчание воды я услышала, огибая старую расщепленную молнией ель. Я крикнула Шаповалову, что иду в правильном направлении, и устремилась вперед – на звонкие ритмичные трели воды…