Сейчас Макака с торопливой услужливостью выхватил ключ из рук ключника, прозывавшегося Моряком. Полосатый треугольник грязной тельняшки и наколка-якорь на правой руке подкрепляли право на столь славную кличку. Макака поспешно распахнул решетчатую дверь, вертясь юлой, облетел камеру, заглянув во все углы, под койку, под одеяло и даже в парашное ведро. Когда выскочил, чтобы доложить и так всем очевидное, Бугор уже топал по коридору вдоль камер. Чуть позади трусила команда, не попадая в ритм широких шагов бригадира. Макака опять перегнал всех, подобострастно заглянул в глаза старшому. Тот лениво махнул рукой:
– Третью камеру отопри. И как они, собаки, выбрались? Может, кто выпустил? – и он бросил грозный взгляд на подчиненных.
Команда смотрела преданно, разделяя гнев начальства. Макака тем временем подскочил к решетке и сунул ключ в замок. Тут же его изогнуло дугой, судорога пронеслась по всему телу и его затрясло, заколотило частой крупной дрожью. Все остолбенели, не понимая, что происходит. С верхней части решетки просыпался ворох белых искр.
Бугор первый сообразил, в чем дело. Шагнул вперед и резко ударил дубинкой по руке трясущегося Макаку. Тот выпустил ключ и рухнул на бетонный пол. Глаза его закатились, рот оскалился и серый язык торчал меж зубов. Команда, опасливо косясь на решетку, сгрудилась над неподвижным телом. Трясли за плечи, шлепали ладонями по щекам, пытаясь привести в чувство. Моряк повернулся к Бугру:
– Кажись, готов, – и дурашливо хихикнул. – Не долго мучилась Макака в высоковольтных проводах, её обугленную…
– Заткнись! – гундосо рявкнул Бугор. – Эй, Митрофаза, откачать можешь?
Электрик пожал плечами. Когда-то он носил фамилию Митрофанов, что и послужило основой для клички. А поскольку электриков в армии и тюрьме называют для краткости "фазой", это краткое словцо органично срослось с фамилией, обернувшись кликухой. Митрофаза наклонился, бесцеремонно залез руками в рот бесчувственному Макаке. Развел челюсти, отжал язык, чтобы не заваливался в глотку. Сказал деловито:
– Так, я буду делать закрытый массаж сердца, а кто-нибудь пусть в рот дует.
– Чего-чего? – угрожающе начал Моряк.
– Искусственное дыхание, вот чего. Пока ещё можно оживить.
– Да пошел он! – заартачился Моряк. – Скормить песцам и всех делов.
– Ну, ты, не понял? – зарычал Бугор, ткнув Моряка дубинкой в ухо. Сказали дуть, значит дуй, пока не лопнет. А то самого скормлю.
– А чего я? Он, может, сифилисный, – заныл Моряк, боязливо оглядываясь. Встал на коленки. – Все равно не очухается, а тут какую-нибудь заразу обезьянью подцепишь. Куда дуть-то?