– Это кто же сварил такое? – ехидно протянула Валентина, звякнув крышкой котелка, словно не знала, кто готовил ужин к ее приходу.
– Обожди чуток, – миролюбиво откликнулся Вовец, не вытерпел-таки, – сейчас из "Астории" ужин привезут – два метра колбасы и крендель с гренками. Ага, – он зачерпнул из миски и продекламировал с набитым ртом: – Горячая доставка холодных блюд!
Серый заржал, роняя рис изо рта. Клим ухмыльнулся, подбадривающе подмигнул Вовцу, развернулся к Валентине.
– Валюш, не надо, не заедайся, – похоже, он собралл все запасы миролюбия и вложил в интонацию. – Вовец хороший мужик, чего ты наезжаешь?
– Хороший, правда? – она уселась на бревнышко за стол напротив Вовца, глянула с ироническим любопытством.
– Угу, – он кивнул, поймал презрительный взгляд серых глаз и выдержал, не потупился.
– Тогда женись на мне, хороший мужик.
Все перестали жевать, замерли в ожидании. Без сомнения, ситуация была отработанной, все это не экспромт, фразочка обкатана, заготовлены продолжения на любой его ответ. И Вовец разозлился.
– Милая девушка, – сказал он мягко, словно доктор, вынужденный сообщить чувствительной пациентке суровый диагноз, – мне кажется, у вас мания величия. Это в сказках принцы женятся на Золушках. – Повернулся к Климу. – Плесни чайку.
Тот с довольным видом подхватил горячий котелок брезентовой варежкой, налил полную кружку.
– А тебе королеву красоты подавай, принц? – нашлась, наконец, Валентина. Похоже Вовец нарушил сценарий, выбил ее из накатанной колеи и, угадав в больное место, разозлил по-настоящему. А разозлившаяся женщина теряется и начинает говорить глупости.
– Как-то была у меня королева. Самовлюбленная дура. Не лучше тебя. – Вовец увидел, как вспыхнуло и неприятно исказилось злостью лицо Валентины. Поднялся, не дал ей ответить. – Мне, деточка, без малого сорок лет, я тебе в отцы гожусь и бодаться с тобой поэтому не собираюсь. – Вовец больше не скрывал раздражения и неприязни. – У тебя свои проблемы, у меня свои. Не нравится еда, свари другую. Я не нравлюсь – сделай вид, что в упор не видишь, и гуляй себе мимо. Договорились? – он выбрался из-за стола. – А сейчас меня волнует одно: где Серж?
– Серый, – Клим тоже поднялся, – остаешься за старшего. – Глянул на часы. – Сейчас без двадцати одиннадцать. Контрольный срок – два часа ночи. Если не придем, с рассветом уматывайте на Крутиху и бейте тревогу.
Серый попытался возражать, но Клим его быстро осадил. Валентина сидела за столом, надувшись над нетронутой тарелкой, похоже, объявила голодовку протеста. Вовец не относил это на счет своего выговора, скорее, девице стало неловко, что не заметила отсутствия Сержа и вела себя как дура. Вовец влез в палатку. На его спальник была брошена штормовка и еще какие-то бабские тряпки. Отшвырнул их в угол, распечатал свой рюкзак. Быстро переоделся в камуфляжные брюки и зеленую энцефалитку. Повесил на пояс охотничий нож. Сунул в нагрудный карман компас, в другой – карту и очки-бинокль. Маленький фонарик-карандаш, оттянув резинку манжета, спустил в рукав. Вынул из рюкзака брезентовую противогазную сумку с аптечкой, туда же сунул зажигалку, фляжку с водой, большой трехбатареечный фонарь. Давнул из тюбика на ладонь мазь от комаров, растер лицо, уши, шею. Выполз наружу, бросил кеды под полиэтиленовый тент, надел походные ботинки. Повесил через плечо сумку. Вот теперь готов, можно идти. Взглянул на небо: редкая гряда перистых облаков, ярко подкрашенных кармином. Закатное солнце не видно за соснами, но оно уже клонится за горизонт. Белые ночи еще не наступили, в полдвенадцатого наступят сумерки, и быстро стемнеет.