Как только я почувствовала себя свободной, весь воинственный пыл, как воздух из шарика, моментально вышел из меня. Мне стало стыдно. Как можно было позволить себе так распуститься? И из-за чего? Ну, вылила эта избалованная красотка на тебя стакан воды, и что здесь такого страшного? Может быть, она это сделала из милосердия — хотела, чтобы я поскорее пришла в чувство, А чем я ей ответила? И все этот попугай виноват! Попугай! Подготовленное к встрече с сыном Дороти слово вылетело из моих уст:
— Попугай! Попугай! Микки-попугай!
— Сумасшедший дом! Разбирайся с ней сам. Моих сил не хватит, чтобы образумить эту дуру. Пока, Роберт. Позвонишь, когда сдашь ее санитарам.
Красотка зацокала своими высокими каблуками к двери, а с дивана понеслись радостные крики:
— Попка-дурак! Попка-дурак! Микки — хор-роший мальчик, толстозадый мальчик! — Микки быстро повторял свой репертуар, меняя голоса, пока не перешел на арабские ругательства, произносимые низким мужским голосом, принадлежавшим, возможно, его бывшему хозяину.
Мы замерли, словно участвовали в известной детской игре, и подчинились команде ведущего. Красотка стояла на одной ноге, занеся другую для следующего шага и полуобернувшись. Роберт, согнувшись в три погибели от моего рокового удара ногой, слегка выпрямился и изумленно оглядывался вокруг. Я, сложив руки так, словно собиралась приступить к молитве, присела и замерла в этой неудобной позе, как будто не могла решить вопрос — стоит мне падать на колени или еще немного подождать.
Роберт, на лице которого отражалась еще не прошедшая боль, пришел в себя первым. Превозмогая страдание, он рассмеялся. Я тоже несмело улыбнулась в ответ.
— Дороти передала со мною подарок вам, мистер Арлингтон. Это попугай. Он в сумке.
— Так это идиотская птица клюнула меня в палец! — вскричала девица. — Только твоя мачеха способна преподнести нечто подобное. Бабе скоро полтинник, а ума не больше, чем у этого попугая.
— Тридцать восемь. Исполнится через два месяца, — механически поправил ее Роберт.
Он подошел к дивану, поднял сумку-клетку и стал освобождать попугая.
— Какая прелесть! — воскликнул Роберт, когда огромный, несколько помятый попугай был извлечен из сумки.
Красотка продолжала исходить злобой. Она облизнула свои пухленькие губки розовым язычком, на кончике которого мне померещилась капелька яда, и набросилась уже на меня:
— А вы зачем согласились везти этого дурацкого Микки? Хотели на свою голову неприятностей?
— Пошла вон, засранка, — немедленно отреагировал Микки.
Я не смогла удержаться и рассмеялась.