Идея Роберта искупаться была встречена ньюфаундлендом с огромным воодушевлением. Мои слабые попытки их образумить ни к чему не привели. И вот мы барахтаемся в воде.
Роберт бросает палку, и сэр Чарлз-Джон с сопеньем, яростно гребя лапами, устремляется за ней.
Руки Роберта ложатся на мою талию, сжимают ее, и вот одна из них отправляется в увлекательное путешествие в мои трусики. Вскоре маленький черный лоскутик начинает совершать самостоятельное плавание по морским волнам. Восторг и мука сливаются воедино. Внутри меня загорелось пламя, потушить которое были бы не в состоянии даже все воды Мирового океана, а что уж говорить о Средиземном море?
— Держись за меня, — прошептал Роберт, принимая позу, чтобы мне было удобно сесть на него.
И мы снова унеслись в неведомую страну, где царят восторг и блаженство. Мы превратились в первобытных людей, в единственных существ на древней земле, в Адама и Еву.
Потом мы в блаженной истоме лежали на песке, опустошенные и счастливые. Пес весело скакал около нас, не понимая, почему хозяева улеглись на пляже и не двигаются.
Мы молчали. Ни одно слово не сорвалось с наших уст. То, что произошло между нами, нельзя было выразить звуками обычной человеческой речи. Мне казалось, что я прошагала тысячи миль, отделяющие встреченного на шоссе разъяренного незнакомца от лежащего рядом любимого, родного человека, которому я могу доверить все свои тайны и беды.
Но все имеет свой конец. Однажды, не знаю, на третий день, а может быть, и на миллионный, прошедший с того момента, когда мы с Джоном ворвались на территорию этой виллы, обжигающая холодной практичностью мысль случайно забрела мне в голову.
— Роберт, я забыла машину...
— Что-о? — Роберт в изумлении уставился на меня, а потом расхохотался.
Он смеялся столь заразительно, что я не выдержала и присоединилась к нему.
— Почему ты смеешься? — с трудом выдавила я сквозь смех.
— Затишье перед бурей. Я все время ждал, когда торнадо проснется и обрушится на меня неотвратимым бедствием. Дождался! Джейн, как ты могла забыть машину?
Роберт умудрялся называть меня двумя именами одновременно. В обыденной жизни я оставалась Джейн, а в наших страстных объятиях превращалась в Ребекку. Мое указанное в паспорте имя превратилось в особое ласкательное прозвище, и я была очень довольна, что существую для Роберта в двух ипостасях.
— Не знаю... — промямлила я.
— Это не книга, которую в рассеянности оставляют на пляже, и даже... — Роберт плотоядно усмехнулся, — не предметы туалета. Те тоже могут стать абсолютно ненужными.