Для Нэша все в мире делится на белое и черное. Он может осудить человека, не позволив ему и слова сказать в свое оправдание... Нэш... В его глазах она воровка и убийца...
Нэш направлялся к дому. Он был раздражен и сердит на себя. При виде стоящей у окна Фейт, его сердце вдруг забилось с бешеной скоростью. Солнце играло в ее волосах, высвечивая поразительную путаницу разных оттенков — от чистого серебра до теплого золота. Всего один взгляд — и его неумолимо кинуло в прошлое.
С того момента, когда крестный сообщил ему, что собирается пригласить девочку провести в «Хэттоне» каникулы, Нэш знал, что спокойствию в доме пришел конец. Ее окружала особая атмосфера — атмосфера грядущей опасности. Тогда он еще не мог себе представить, с какой трагической точностью сбудется его прогноз. Беспокойство, которое он ощущал в те дни, не было связано ни с воровством, ни с убийством.
Нэш плотно сжал губы, и его лицо стало суровым. Как и крестный, он был покорен Фейт. Считая ее наивной девочкой, он даже не мог вообразить... Глаза Нэша потемнели от горьких воспоминаний. Черт, он хотел защищать Фейт, полагая, что ее внимание к нему вполне невинно; она просто не ведала, что соблазняла каждым движением, каждым взглядом. Когда она смотрела на него, на ее лице вспыхивал предательский румянец и он без труда мог прочесть все до одной мысли в прозрачных голубых глазах.
Он находил болезненное удовольствие в том, чтобы наблюдать, как она разглядывает его губы — полусмело, полузастенчиво, но всегда вызывающе. Ему было интересно, что бы она стала делать, отзовись он на ее призыв, тем более, что ему все труднее было сдерживать желание, которое жгло его.
Но ей же всего пятнадцать лет, она еще ребенок. Он строго и яростно напоминал себе об этом бесчисленное число раз во время того короткого лета. Он не должен обращать внимание на реакцию своего тела, которое назойливо и откровенно сообщало ему, что она вполне достойный объект. Зато рассудок понимал, как низко можно пасть, если пойти на поводу чувств.
Он успокаивал себя, напоминая, что не всегда же ей будет пятнадцать. Она когда-нибудь вырастет, станет взрослой и тогда... Он заставит ее расплатиться сполна за каждый брошенный искоса наивный взгляд, который так мучил его; она будет платить поцелуями за все те поцелуи, что ему хотелось сорвать с ее губ, когда он запрещал себе прикоснуться к ней.
Сколько ночей провел он без сна, сжигаемый огнем страсти, не в силах сдержать стон, когда услужливое воображение приводило к нему эту девочку с нежной шелковистой кожей. Она лежала рядом с ним, и он мог медленно целовать изумительно очерченный рот, чувствовать дыхание, благоухающее как розы Гертруды Джекилл под солнцем, и тонуть в глазах, яркой голубизной напоминающих колокольчики в парке. Он хотел, чтобы так было на самом деле! Он желал ее каждый, клеточкой своего тела, тосковал без нее. Черт возьми! Он настолько потерял голову, что поселил ее в своих новых проектах — планах их общего будущего.