Ивахнюк коротко излагает обстановку: «Нас здесь не любят. Роллингс играет и на Советы, и на Запад. Его тонтон-макуты все время ходят по следам. Если что, отмазаться будет непросто. — Он делает паузу, смотрит пристально в глаза: — Так, что вы, ребята, задумали? Только начистоту!»
Чувалов излагает план семинара. Ивахнюка это не вдохновляет.
— Ну хрен с ним, семинаром, вы его проводите, конечно… А кто этот, ты говоришь, товарищ Паа-Планге? Посмотрим. Сегодня товарищ, а завтра хрен с горы. Будьте бдительны, take care, как говорят американские товарищи. С негритосами не забалуешь. Вечерком я к вам приду еще. Какие будут просьбы?
Чувалов колеблется, потом говорит: «Нам бы еще лекарства из посольской аптеки». Ивахнюк понимающе улыбается. Когда он приезжает вечером, у него в багажнике загружен ящик виски JB. Чувалов и Иван расплачиваются мятыми трудовыми долларами.
В Аккру тем же рейсом на конференцию прилетел Владек — высокий сорокалетний поляк с язвительной улыбкой. В Польше уже во все щели проникла «Солидарность», и Владек не знает, как отвязаться от коммунистического профсоюза докеров, особенно в своем родном Гданьске.
Они садятся пить пиво на террасе. Разговор поверхностный, никто не верит в миссию профсоюзов, все думают, как лучше заработать на этой командировке. Попискивают одинокие комары. Ивану страшно подцепить малярию. В тропиках питаться надо осторожно. Они жуют прожаренный стейк и картошку фри — никаких салатов и фруктов!
Командировочные на день — сорок швейцарских франков, но есть еще представительские, есть гостиничные и другие статьи расходов. В отелях советские командировочные обычно просят липовые чеки. В ресторане официант за небольшую доплату также выставляет накрученные счета. Но это — мелочи. Главное — это пятьдесят тысяч швейцарских франков, которые они привезли и которые нужно перевести в седи. У местных они узнают, что реальный курс седи раз в десять выше, чем официальный.
Чувалов бормочет: «Вот бы обменять эти проклятые тугрики по черному курсу. Тогда можно положить в карман сорок тысяч франков».
По законам Ганы любая оплата производится в седи. Надо идти в центральный банк и там менять валюту. Они долго говорят об этих седи, и бармен начинает все внимательней прислушиваться к заморским гостям.
Поднявшись в номер, Иван закуривает, стоя у окна. Сквозь ставни — авеню капитана Роллингса. На улице — та же красная пыль, ишаки, мальчишки. Но ему хорошо после стакана виски. Опять ощущение deja vu.
Входит горничная — толстозадая, грудастая, с белоснежными клыками, черная как смоль. Дотронулась метлой до пениса: «Хай, мистер!» Искушение велико. Но страх еще больше. Сейчас, в конце 80-х, все боятся СПИДа. Он стыдливо пятится от горничной. Она смеется над глупым белым постояльцем.