Элма подняла глаза на Бена.
— Но почему вы тогда живете здесь?
— О, это летний домик Крейтона, — объяснила Адел.
— Ага. Папина мать была эскимоской, — улыбнулся Бен. — Я сам на четверть эскимос. Тут жила вся наша семья. Мать отца, моя бабушка, вышла замуж за Паркера Кеннета, занятого в рыбном бизнесе. Когда дедушка умер, папа, мама и я обычно проводили здесь летние месяцы, и отец пристрастился к наблюдению за птицами, как и дедушка. Мы приезжали сюда каждый июнь, и это продолжалось до тех пор, пока не умерла мама. Кстати, я здесь уже пять лет не был. — Он обвел глазами дом и сразу погрустнел. — Отец был занят делами компании и только этим летом забрал меня из частной школы, где я проводил все время, и привез сюда. — На лице его появилась глуповатая улыбка. — В школе надо мной все смеялись.
Адел толкнула его под столом коленкой.
— Вот уж, удивил.
— Эй! — отозвался он. — Тебе бы помолчать. Тоже мне, королева красоты!
Оба загоготали, и каждый постарался запихнуть в рот еще по изрядному куску рыбы, пока Элма переваривала то, что услышала.
— Когда умерла мама, Бен? — спросила она, неуверенная, что это уместный вопрос однако не в состоянии сдержаться.
Бен помрачнел.
— Мне было девять. Автокатастрофа.
Женщина судорожно сглотнула. Потемнела лицом и Адел: ее родители также погибли в автокатастрофе. Очевидно, детей сблизило и общее несчастье.
— Ну, и в какую же школу ты ходишь?
На лице Бена отразилось сильнейшее отвращение.
— Рейтонская тюрьма для мальчиков в Хьюстоне.
— Тюрьма? — переспросила Элма.
— Ну, они-то называют это школой. А я — тюрьмой.
Элма понимающе кивнула.
— Если тебе станет легче, могу сообщить: немногие мальчики в твоем возрасте сходят с ума по школе.
— Ага, но я вынужден проводить там все время. Отец не захотел даже, чтобы я приезжал домой и на Рождество и…
— Не думаю, что гостям интересна история нашей семьи, Бенджамин, — прервал его повелительный голос.
Элма резко обернулась и увидела Крейтона, вид которого не предвещал ничего хорошего. Черты его лица казались суровыми и в то же время возбуждающими. На нем был серо-белый свитер крупной вязки, оттенявший серебро его глаз, неуловимо печальных, несмотря на еле скрываемое раздражение. На груди гиганта висел огромный бинокль, а под мышкой была зажата тетрадь для записей. Сняв бинокль и отложив его в сторону, Крейтон произнес более обыденным голосом:
— На улице солнышко. Совсем тепло. У вас двоих есть неплохой шанс побегать, пока погода не испортилась.
— Устроим пикник! — предложила Адел.
— Я беру с собой открывашку, а ты захвати еду.