— Ты не понимаешь, чего просишь, — прошептала Линн, уставившись на него страдающим взглядом.
— Я понимаю, что ты все еще любишь Бретта. — Боль в груди усилилась. — Я не пытаюсь заменить его. Я так же хочу помнить его, как и ты.
Она обхватила себя руками и повернулась к нему спиной. Опущенные плечи ясно говорили об отказе.
— Мы можем подать заявление в Северной Каролине, там не нужно ждать. Для приведения в порядок бумаг нужна примерно неделя. Да, и понадобится свидетельство о рождении.
Она оглянулась и обожгла его взглядом.
— Я почти закончил ремонт комнат: спальня с ванной и примыкающая к ним гостиная. Мы сделаем из них твою комнату и детскую.
— Брак без любви — это несчастье, — глухо произнесла Линн.
Загнанный взгляд и страдание в голосе. У него напряглись мышцы, будто кто-то ударил его в грудь. Он знал, что Линн было одиннадцать лет, когда умерла мать. Отец с головой ушел в работу и оставил дочь на попечении незамужней тети. Он подавил сочувствие и вытащил из стопки счетов верхнее письмо.
— Пойми, банк начал против тебя судебную процедуру. Они хотят лишить тебя права пользования домом. Плата просрочена на шестьдесят дней. Куда ты переедешь?
Как мог Бретт два месяца не платить за дом? А может, Линн сняла деньги с кредитной карточки и у них ничего не осталось? Вопросы множились. Но он не стал произносить их вслух. Нападать на нее сейчас — все равно, что пнуть ногой котенка. Он обхватил ладонями се плечи и подождал, пока она поднимет глаза.
— Ты не хочешь, чтобы я заботился о тебе? Ты хоть понимаешь, что банк в любой момент может вышвырнуть тебя с ребенком на улицу?
Напряжение нарастало. Какой усталой и хрупкой она выглядит! Слезы вот-вот хлынут из глаз.
Больше всего ему хотелось обнять ее и пообещать, что все будет в порядке. Но он не мог себе этого позволить. Потому что не мог гарантировать свой следующий шаг.
— Нет… Я только… Я не смогу выйти за тебя замуж.
Для нее брак с ним хуже смерти? Да, он дал обещание матери сохранить семью. Вот почему он должен заботиться о ней и о ребенке. Странное желание переполняло Сойера — видеть, как увеличивается ее живот, по мере того как риггэновский отпрыск — кто бы он ни был — набирается жизненных сил. Сойер вдруг стал таким собственником, каким никогда раньше не был.
— Линн, ты видела мой двор. Он огромный. Мы поставим там качели, устроим песочницу. И еще останется место для огорода, о котором ты всегда мечтала. — Он презирал себя. Ведь он использовал против нее ее же мечты, о каких она рассказывала ему, когда они встречались. Он делал все возможное, лишь бы удержать возле себя еще не родившегося ребенка.