Сойер захватил подол рубашки в кулак и поднял ткань, обнажая ее тело. Даже при тусклом свете, проникавшем из холла, Линн испытывала смущение и подняла руки, чтобы закрыться.
— Ты такая красивая. — Хриплые слова остановили ее.
Она почти поверила ему. Почти. Ведь в течение четырех лет Бретт твердил ей, что у нее маленькая грудь, которая не может зажечь настоящего мужчину.
— Линн, посмотри на меня. На этот раз не пожалеешь?
Значит ли это, что он все еще хочет ее? Ее? С маленькой грудью и не столь пухлыми губами? От желания у него расширились зрачки, раздувались ноздри. Глаза вспыхнули, нервно перекатывались желваки. Он выглядел как человек, который балансирует на краю, боится потерять самоконтроль. Его трясет, от силы, которую он пытается сдержать. И это все из-за нее?
Линн подняла руку и провела пальцами по его колючему подбородку.
— Не пожалеешь?
Он встал, снял рубашку, но не мог оторвать глаз от Линн. Влажные губы воспалены. В голубых глазах жгучий голод. Груди твердые и круглые, с тугими розовыми сосками. Идеального размера. Как раз чтобы заполнить его руки и не оставить пустоты. Сквозь молочную кожу просвечивали синие жилки. Он не мог дождаться, когда он проследит языком их путь.
Он опустился на софу рядом с ней и боролся с демонами, осаждавшими его. Они подталкивали Сойера довести их обоих до безумия как можно быстрее. Ведь медленно он может сделать это в следующий раз.
Его рука дрожала, когда он гладил ее шею и опускался вниз. Он натолкнулся на тонкую золотую цепочку, которую она носила. А под ней бешено бился на горле пульс. Цепочка упала ей за спину, золотые звенья врезались в нежную кожу. Он просунул палец, поймал что-то, висевшее на цепочке, взял в руку.
Обручальное кольцо. Кольцо Бретта.
Его будто окатили холодной водой. Пожар в крови моментально потух. Он сжал кулаки и втянул воздух, чтобы задушить чудовищную ревность.
Сегодня ночью они вместе наблюдали за рождением щенка, потом Линн спала, свернувшись клубочком на его руках. И ему захотелось того, что он не может иметь. Линн в печали и ищет в нем замену. Кольцо все сказало. Ее сердце все еще принадлежит Бретту.
— Сойер, прости! — Она прижимала к груди рубашку.
Простить? За что? За то, что притворялась, будто он не Сойер, а Бретт?
Сожаление в ее глазах вызвало в нем злость и обиду. Какой он дурак! Второй раз влюбился в Линн! А ее, как и тогда, получил Бретт. Пусть даже мертвый.