— Что же это? — спросил Муха.
— Кладбище, — спокойно ответил Фиговидец. — Ты что, не видишь?
— Э, — сказал Муха, — кладбище. А что это значит?
— Покойников здесь хоронят. Ну, здесь-то, — он огляделся, — уже не хоронят, раньше хоронили. Всё заброшено. Могилы старые.
— Да, — сказал Муха. — Могилы. Хоронят. Это как?
Фиговидец оживился, почуяв неизвестный ему фольклор.
— Вы что делаете с мёртвыми? — строго спросил он.
— В Раствор бросаем.
— Санация посредством концентрированной серной кислоты, — объяснил я.
— Ну вы дикие… Так вот, мёртвого кладут в гроб — это такой деревянный ящик по росту, — закапывают в землю, а сверху ставят крест или памятник. Посмотри.
Муха новыми глазами посмотрел на камни, кресты и поставленного у входа в шалаш мраморного ангела с одним крылом.
— Так это под ними всё покойники зарыты?
— Забудь ты о покойниках, — рассердился фарисей. — По сторонам гляди. Красота-то какая! — он хищно потер руки. — Я у нас по Смоленскому часто гуляю. И на похороны всегда хожу. Но просто гулять приятнее: легко дышится, хорошо думается. — Он перевел на меня ставший укоризненным взгляд. — Смоленское, конечно, в лучшем порядке, чем это. Я прилизанных кладбищ не люблю, их никто не любит — но не в помойку же погост превращать. Ну, чтоб опрятное такое запустение было, да? Без вандализма. — Он нахмурился, глядя на ангела. У того кроме крыла был отбит также нос. — А то раствор! Серная кислота… Тьфу.
— Это же профилактика, — возразил Муха. — Ну, от этих. От жутиков.
— И помогает?
— Чего спрашиваешь? Знаешь ведь, что нет. — Муха сглотнул и напустился на Жёвку. — Ну, поц? Где валюта?
Вопрос о валюте расшевелил анархистов, которые до этого не проявляли никакого любопытства. Парень в круглых зелёных очках и рыжей косухе, что-то апатично жевавший, фыркнул, снял очки и нахально, ядовито ухмыльнулся. Другой — единственный, чьи длинные грязные волосы уже поседели, — буркнул: «Делиться надо». Совсем молодой худой мальчонка (или это была девушка?) застенчиво выматерился.
— Мы не воры, — серьёзно сказал, выныривая из шалаша, Кропоткин. В руках он умудрялся удерживать целую гору мисок, ложек и стаканов. — Вы сами рассудите. — Он сделал паузу. — По справедливости.
Фиговидец заржал.
— О как, — отметил Кропоткин, довольно посмеиваясь. — Я так понимаю, мой прекрасный, это предложение продолжить дискуссию. — Дискуссия нельзя сказать что прерывалась: всю дорогу анархист и фарисей обменивались мудрёными словами. — Ну-с, милости просим. Дядя! Отведи гостей умыться.
Мальчонка (девушка?) с ленцой поднимается и ведёт нас к надгробию неподалёку. На надгробии лежит кусок мыла, стоит ведро с водой; на ближайшей ветке висит полотенце. («Что-то не пойму, — бормочет Фиговидец, ища по карманам какие-то свои записи, — это утиральник или рукотёрник?») Дядя зачерпывает воды ковшиком. «Урыльник это, — сообщает юный, старательно хрипящий голосок. — Полить?»