К нам же он подошёл уже в виде ражего мужика со спутанными патлами, заткнутыми шпилькой в рассыпающийся узел. Я увидел глаза навыкате — очень тёмные, очень яркие; крупный, очень резко очерченный рот — и в этом рту, когда он заговорил, блеснули два или три золотых зуба.
— Греетесь?
Мы с фарисеем синхронно пожали плечами.
— Где мы — там весна, — сказал мужик. — А ты что хотел, мой прекрасный?
— Мама, мама, — прошептал Муха и погромче, набираясь сил, зная ответ: — Ты кто?
— Фрай Хер Кропоткин, — представился тот. — Добро пожаловать в мир анархии и порядка.
— Это как? — спросил Фиговидец.
— Глупцы ходят строем и думают, что это и есть порядок, — охотно ответил Кропоткин. — Но истинный порядок, мировая гармония, бежит из казарм. Разве ты скажешь, что в природе нет порядка? — Он повёл рукой. Я обратил внимание на его чистые ногти. — А разве ты скажешь, что природа сильно из-за этого порядка морочится? Природа хаотична по форме и гармонична, то есть упорядоченна, по сути. — Он говорил гладко, с удовольствием, заинтересованно и самую малость рисуясь. — Она не возбраняет каждому живому существу жить, как оно живет, к чему бы это ни приводило в итоге. У людей всё наоборот: дисциплина напоказ и хаос внутри. Ну вот что ты рожу кривишь? Испугать меня хочешь?
— Не думаю тебя пугать, потому что и сам тебя не боюсь.
Кропоткин поднял брови.
И тогда Фиговидец сказал: «Превосходно ты изложил суть дела. Но ответь, почему ты считаешь человека частью природы, а если не считаешь, то на каком основании указываешь на неё как на образец для подражания? Ведь всё в природе живёт по праву сильного, а человеческие законы — как бы там ни было — основаны на чувстве справедливости. У гармонии много обличий», — сказал Фиговидец.
— Как и у хаоса, — быстро отозвался анархист. — Значит, ты из Города. С Острова? Будешь смеяться, но я и у вас побывал. Пойдем, мой прекрасный, посидим у костра, обсудим.
— Извини, мой Хер, — сказал на это фарисей, — не могу. Мы тут товарища потеряли.
— Один теряет, другой находит. У нас твой товарищ. Кашу жрёт.
Анархисты разбили лагерь среди чудовищно старых деревьев, верхние ветви которых сплетались друг с другом, а корни ворошили и раскидывали месиво из камней, мраморных обломков и гранитных крестов. Спотыкаясь, мы прошли за Кропоткиным к древнего вида каменному строеньицу, рядом с которым был возведён шалаш. На небольшой площадке перед ними горел приветливый огонь, подле огня разместились и что-то жевали человек пять, включая нашего убогого товарища. На верёвке, протянутой от одного дерева к другому, сушилось исподнее. Я заметил также дерево, с нижнего сука которого свисала верёвочная лесенка, а чуть повыше было устроено огромное гнездо.