. Ты хочешь, чтобы она вышла замуж за пэтэушника или обыкновенного моториста? Я своей дочери такой судьбы не хочу. Это хорошо, что я такой умненький и благоразумненький! Пару раз матросом сходил, в партию вступил, и родная партия дала мне направление в высшую мореходку
[4]. А ты как была гримёршей, так гримёршей и осталась!
– И что? Перед экипажем стыдно?
– Да плевать мне на экипаж. Я тебя любил и люблю. Но я не хочу, чтобы моя дочь была гримёршей. Что это за профессия – чужие рожи мазать?! И к тому же твой рабочий график, прости, ненормален для порядочной жены и матери. Она полдетства одна проторчала, занимаясь по вечерам ерундой.
– Да ты вообще полжизни в море проболтался, пока я тут…
Вот так вот и спорили Викины папа и мама на своей новенькой большой тринадцатиметровой кухне до часу ночи. И спор этот, признаться честно, был больше похож на скандал. И скандал этот, как и все скандалы, очень походил на огромный снежный покров, обнажающий по мере таяния сугробов скандала «подснежники». Но не цветы, которые Апрель подарил Падчерице посреди зимы. Не те чудесные создания божьи, занесённые в Красную книгу. Не белые крошечные колокольчики с фигурными краями, источающие чарующий, волшебный, тонкий аромат; расцветающие на крепком стебельке, заботливо укутанном тюльпанными листочками. Не символ, знаменующий приход лучшего времени для любви – весны. А те «подснежники», которыми менты называют полуразложившиеся неопознанные трупы. Вот так же и по мере таяния сугроба супружеского скандала обнажаются полуразложившиеся трупы лучших чувств, неопознанные дурные поступки, загнившие сожаления, слежавшиеся обиды и прочий жилищно-коммунальный компост.
И очень хорошо, что Вика всего этого не слышала, потому что спала, и ей снился удивительно прекрасный цветной сон. Во сне мама-гримёрша пила виски, глядя на папу через хрусталь, и папа распадался на хрустальных гранях на множество улыбчивых пап, играющих обаятельными ямочками. И всё это множество прекрасных пап было, на самом деле, им – одним– единственным Викиным папой. Одним целым с самим собой, мамой, Викой и любовью. Подобного рода ощущения удивительно прекрасных цветных снов настолько реальны, что данные нам пять чувств и свобода творческой их интерпретации, мягко говоря, бессильны. Таковые сны и рассказы о таковых снах так же похожи друг на друга, как подснежники на «подснежники».
Утром папа и мама были обычными Викиными папой и мамой. Они что-то за утренним кофе дружелюбно планировали на день и радостно сказали ей хором: «Доброе утро!», а папа ещё и обнял, и поцеловал, и пошутил, и щёлкнул по носу. Вика не заметила, какое у папы на самом деле настроение. Всё-таки он долгие годы был помполитом, а актёрскому мастерству иных комиссаров позавидовала бы и сама Комиссаржевская. Вика не заметила маминых припухших век. Всё-таки Викина мама долгие годы была гримёром. Отменным гримёром, расставаться с которым и примы, и премьеры, и труппа не хотели даже на гастролях. Особенно на гастролях.