– Как тебе наши менестрели? – поинтересовался шут, приоткрыв один глаз. – Неплохо, да?
Лена обозвала его дураком и решительно ушла в свою комнату, услышав, как задвигает засов на входной двери Маркус. День выдался тяжелым. Насыщенным. Ей-богу, топать по чавкающей грязи или стареющей горной козой скакать по камням было легче. Бессонная ночь – ведь все трое глаз не сомкнули. Стресс из-за ареста. Придурок гвардеец с садистскими наклонностями. У мужчин – отчего-то крайне неприятное заглядывание в глаза мага. Кайф от ванны. Здоровенный стакан вина за обедом. Изумительный концерт – тоже ведь своего рода стресс, хотя и приятный. В общем, очень хотелось в кровать. Лена попыталась расстегнуть пуговицы на спине.
– Погоди, – тихонько попросил шут. Чуть заикой не оставил. Лена резко повернулась, но ничего не сказала. Лицо у него было какое-то особенное. – Как ты думаешь, почему я попросил тебя надеть это платье?
Лена заглянула в зеркало.
– Потому что оно красивое и мне идет.
– Оно тебе очень идет. Но если бы ты знала, как мне хотелось его с тебя снять…
Иногда он передвигался так быстро и неуловимо, что Лена не успевала заметить. Вот и сейчас он оказался перед ней, завел руки ей за спину и неторопливо продолжил расстегивать пуговицы. Лена почувствовала, что цвет лица у нее опять меняется в сторону плебейского. Он же мечтал принять ванну и оказаться в кровати с чистым бельем – и с ней. А так не бывает. Не бывает.
– Что не так? – насторожился он. – Лена?
Она промолчала, даже в глаза ему смотреть не стала. Что можно было сказать? Не может он мечтать о ней. Ни в каком виде.
Шут постоял несколько мгновений, потом решительно отвел ее к кровати, усадил и сел рядом, не выпуская ее руки.
– Ну объясни мне, что такое?
– Я уже объясняла.
– Ну объясни еще. Сухо, по пунктам, без эмоций. Я дурак, но, может, со второго раза пойму.
– Будет тебе по пунктам. А ты слушай и, пожалуйста, сухо и по пунктам опровергай. Тебе тридцать три года. – Шут кивнул. – Ты и выглядишь на эти тридцать три. – Он снова кивнул. Глаза были внимательные-внимательные и мерцающие, словно темные крапинки в них светлели и перемещались. – Мне тридцать восемь, скоро тридцать девять. И я выгляжу на эти самые тридцать девять. – «Угу», – согласился шут. – Ты, может, и не красавец, но мужчина чертовски привлекательный. – «Ага, знаю», – признался он. – А я, хоть и не уродка, но совершенно банальная и неинтересная женщина без признаков красоты. – «Ну да», – кивнул он. – Ты прекрасно сложен и прекрасно двигаешься, а моя фигура не то что не идеальна, но и вообще… не очень. – «Не очень», – вздохнул шут. – Я к жизни не приспособлена, а ты умеешь все на свете. – «Угу, верно». – Ты образован и умен, а я хоть и не круглая дура, однако совершенно заурядна и неинтересна.