Дарующая жизнь

И не буду помнить то, что было. И не буду ждать то, что будет

Девчонка была одета смешно: коротенькая майчонка, узенький кургузый пиджачок, тесные штанишки – словно выросла из одежды. Смешная мода. Мода всегда смешная. Однако Лена все равно чуточку позавидовала девчонке: тоненькая, стройненькая, можно и пузико голое демонстрировать, и нелепые шлепанцы с загнутыми носами надеть, потому что молодая… Так и тянуло подумать нечто вроде «а вот в наше время…», но Лена эту свежую мысль от себя старательно отогнала.

На девчонку поглядывали, что ей невероятно льстило, она была чрезвычайно собой довольна и прямо-таки несла свое юное тело. На Лену, естественно, никто внимания не обращал, и это ее нисколько не задевало. Привычно было. Она и в юности-то не любила выделяться из толпы, а сейчас и подавно.

Было жарковато, а ветер налетал неприятно холодный. Нормальное сибирское лето. Была бы настоящая жара, никакой начальник не смог бы выгнать Лену на улицу ни с каким поручением, тем более плохо замаскированным под просьбу. А так чего бы не прогуляться, не отнести скучную белую папку из плохого картона с надписью «Дело №», в которой дела не было, были варианты договора. А может, и что-то другое – какая разница, начальственные дела ее не волновали. Пакет с папкой был легкий, и ветер отдувал его в сторону, а потом шуршаще хлопал им по ноге. Это немножко раздражало.

На площади шевелилась плотная толпа. Столько народу одновременно да в наши пофигистичные времена? Пожалуй, такое количество людей она видела только в те давние годы, когда в хорошую погоду на первомайскую демонстрацию собирались не только те, кого заставляли, но и те, кому просто хотелось прогуляться. Но по площади тогда двигались колоннами, по расписанию выкрикивая «ура» и даже не прислушиваясь к декламируемым лозунгам. А эта толпа стояла. Наверное, если посмотреть сверху, появится штамп «волновалось людское море», а отсюда, с земли, никакого моря – просто толпа, спокойная такая, никак не похожая на митингующую. Да и не придет столько людей на митинг, надоело всем, ничего нового все равно не услышишь. И всякие цветочные революции это не напоминало, потому что на лицах не горел праведный энтузиазм. Люди просто стояли. То есть они двигались, переходили с места на место, осторожно или грубо проталкиваясь меж других, разговаривали, но не орали, и периодически посматривали в сторону театра. Лена тоже посмотрела. Что-то было не так… Ух ты, надо же… Неужто наконец решили убрать это монументально-революционное убожество? Ленин в гранитно развевающемся пальто и с взглядом, устремленным не в светлое коммунистическое будущее, а в верхние этажи Центробанка, мощная тетенька с многотонным колосом в воздетой руке (или это была оливковая ветвь? хотя какие оливки в Сибири) и еще несколько товарищей, описать которых Лена бы не смогла – не хранилось в памяти, хотя монумент мозолил глаза большую часть ее жизни. Проскальзывало мимо, как многое, чего она видеть не хотела, но вынуждена была видеть.