Первый министр выжидал, как на это отреагирует Софхатеп, но тот молчал, и Хнумхотеп продолжил:
— А вы знаете, почтенный, что я не раз просил назначить мне встречу с ним, а мне сообщали, что повелителя нет во дворце.
— Никому не подобает просить у фараона отчета о том, куда он направляется и когда возвращается, — без колебаний ответил Софхатеп.
— Я не это имел в виду, — ответил первый министр. — Но я считаю, что мне, как первому министру, должна быть предоставлена возможность время от времени являться пред очи нашего повелителя, с тем чтобы выполнить свои обязанности как можно лучше.
— Прошу прощения, но фараон ведь вас принимает.
— Такая возможность предоставляется мне крайне редко, и вы обнаружите, что мне неведомо, как поступить, чтобы вручить нашему повелителю петиции, коими заполонены правительственные учреждения.
Распорядитель внимательно смотрел на него некоторое время, затем сказал:
— Быть может, они касаются храмовой собственности?
В глазах первого министра вдруг вспыхнул огонь.
— Вот именно, сударь.
— Фараон не желает слышать ничего нового относительно этого предмета, — тут же ответил Софхатеп, — ибо он уже сказал свое последнее слово.
— Политика не знает, что такое последнее слово.
— Это вы так думаете, — резко ответил Софхатеп, — и может случиться так, что я не разделяю вашего мнения.
— Разве храмовая собственность не переходит в наследство по традиции?
Софхатеп был недоволен, ибо почувствовал, что первый министр собирается втянуть его в разговор, в котором он не хотел участвовать. Воистину, он только что совершенно ясно дал понять о своем несогласии и тоном, не оставлявшим сомнений, сказал:
— Я доволен тем, что воспринимаю слова нашего повелителя буквально, и не стану обсуждать их.
— Самыми верными его подданными являются те, кто предлагает ему здравые и искренние советы.
Распорядителя двора фараона весьма рассердили эти колкие слова, но он подавил свой гнев и, не выдав уязвленной гордости, заявил:
— Я знаю, в чем заключается мой долг, о Богоподобный, но судьей тому может быть лишь моя совесть.
Хнумхотеп вздохнул от отчаяния, затем тихо и смиренно сказал:
— Ваша совесть вне всяких подозрений, почтенный сударь. Я никогда не сомневался ни в вашей преданности, ни в мудрости. Может быть, я именно поэтому решил просить у вас совета в этом вопросе. Если же вы считаете, что это идет вразрез с вашей преданностью, тогда мне, к сожалению, придется обойтись без вас. Я хочу просить вас лишь об одном.
— Что это за просьба, повелитель? — поинтересовался Софхатеп.
— Мне хотелось бы, чтобы вы обратили внимание ее величества царицы на то, что я желаю удостоиться чести быть принятым ею сегодня.