К счастью, людей в это время было немного, однако и немногочисленные свидетели с любопытством наблюдали за Пэнси. Она боялась, что ее заставят идти к тюрьме пешком, ей доводилось наблюдать, как толпа глумилась над заключенными, забрасывая их гнилыми овощами. Она бы умерла от стыда, случись с ней такое.
Пэнси почувствовала облегчение, оказавшись в карете. Сэр Филипп Гейдж и двое солдат тоже последовали за ней, охранники сели спиной к лошадям.
Королевский судья чувствовал себя неловко. Напыщенность, с которой он произносил речь перед тетушкой и гостями, уступила место смущению. Теперь, оставшись один на один со своей жертвой, исключая охрану, сэр Филипп превратился просто в мужчину, который оскорбил даму благородного происхождения, занимавшую более высокое, чем он, положение в обществе.
Похоже, ему было трудно поверить, что это хрупкое нежное создание и есть убийца. Серьезные большие глаза, дрожащие детские губы заставили бы любого, даже самого бесчувственного, мужчину ощутить себя подлецом, и сэра Филиппа, в чьем сердце нашлось бы место для любой хорошенькой женщины, внезапно охватило смятение.
Выйдя от леди Кастлмэн, он чувствовал себя рыцарем в сверкающих доспехах, отправляющимся мстить за подлый поступок. Тонкая лесть, которой окутала его Барбара, взывая к мужественности, подняла его в собственных глазах на недосягаемую высоту. Но теперь, арестовав девушку, о которой ему рассказали такие страшные вещи, он чувствовал себя негодяем, нечаянно раздавившим певчую птичку или замучившим пушистого персидского котенка, способных совершить преступление не более, чем грудной младенец.
Его волнение усилила сцена, происшедшая в Ньюгейте. Когда железные двери тюрьмы раскрылись, пахнуло отвратительным смрадом и послышались крики несчастных заключенных.
Увидев узников Ньюгейта, Пэнси ничего не сказала, но кровь отхлынула от ее лица. Обнаженные до пояса женщины громко бранились с тюремщиками, дрались, расцарапывая друг друга до крови. Мужчины прикованы к стене цепями, вросшими в тело так, что зловоние гниющих ран было непереносимо.
Только несколько фонарей мерцало во тьме, беспорядок и полумрак превращали это место в ад, и Пэнси инстинктивно прижалась к сэру Филиппу, словно ища защиты у человека, приговорившего ее к этому ужасу. Резким, повелительным тоном, стыдясь самого себя, он приказал надзирательнице отвести их в лучшую часть тюрьмы, где богатые заключенные могли откупить себе приличное временное жилье. Однако даже самые «изысканные» тюремные помещения не шли ни в какое сравнение с теми, где Пэнси жила всю жизнь. Надзирательница отворила дверь и показала им гостиную и спальню с окнами на улицу, заметив со смешком, что это помещение прямо-таки королевское. После увиденных ужасов Пэнси готова была с ней согласиться, но маленькие тесные комнатки с низкими потолками, крошечными оконцами и грязными голыми стенами не радовали.