— Оставь меня в покое. Мне надоели проповеди.
— Садись. Я тебя подвезу.
— И куда ты хочешь меня подвезти?
— Глядя на эти чемоданы, полагаю, первым делом надо подыскать тебе ночлег. Я знаю одно подходящее место. Квартиру на другом берегу реки, на виа Джулия. Давай, залезай.
Не знаю, потому ли, что чувствовал себя слабым и напуганным, или просто от усталости, но я в конце концов согласился:
— Ладно.
Габор нажал на газ, и машина оказалась передо мной. Притормозив, он вышел и открыл багажник. Я знал, чем он занимался в последнее время, и мне показалось, что он улыбается как закоренелый развратник.
Густой аромат туалетной воды или одеколона, ощущавшийся внутри салона, напомнил мне выражение Рубиньоса: «надушенные итальянцы».
— Если тебе мешает запах одеколона, опусти стекло, — сказал принц. — Я часто им злоупотребляю. Иногда настолько, что и сам начинаю задыхаться. Один мой друг говорит, что я делаю так, потому что у меня совесть нечиста. И он прав. Даже такому человеку, как я, есть что скрывать.
У меня возникло искушение признаться, что я в курсе его преступных дел, и что для очистки совести ему нужно несколько литров одеколона, но сдержался.
— Выходит, мы сражаемся за одну и ту же женщину, и, как ни парадоксально, чтобы сохранить ее расположение, я вынужден тебе помогать. Это несправедливо, верно? — добавил он.
— Прикажи своему шоферу остановить машину! — разозлился я.
— Да ладно, не горячись. Это была всего лишь шутка! — и, взяв меня под руку, прошептал: — Montse prova grande affetto per te[41]. Она все время о тебе говорит.
На какое-то мгновение слова Юнио подействовали на меня как болеутоляющее средство, но моя душа тут же заныла снова.
— Глупости, — ответил я.
— Поверь мне. Дело в том, что ты всегда был рядом с ней. Вы столько времени прожили вместе… почти как брат с сестрой.
Я боялся, что он сейчас сообщит мне о своем намерении отказаться от Монтсе, чтобы не стоять между нами. Я не мог ему этого позволить и поэтому постарался сделать вид, что она не слишком меня интересует.
— Я даже не уверен, что она мне нравится. Кроме того, со мной она говорит только о тебе, — слукавил я.
Кажется, мой ответ понравился принцу, словно я разрешил какое-то его сомнение.
— Значит, она говорит о нас обоих, — заключил он.
— Похоже.
— Говорить — говорит, но одинаково ли она к нам относится? — спросил он, глядя в пол.
— Что ты имеешь в виду?
— Ни одна женщина не относится к двум мужчинам одинаково — разве в том случае, если ни один из них ее не интересует.
— Такая вероятность тоже существует, — признал я.