— Мир полон чисел или по крайней мере природных явлений, которые могут быть выражены и описаны числами. Возможно, эту водоросль тоже можно описать.
— Эту?
Он провел пальцем по стебельку, лежащему в ее руке, и незаметная дрожь удовольствия пронзила ее.
— Видишь, как веточки располагаются относительно стебля? Отношение между их размерами может соответствовать последовательности Фибоначчи.
Несколько недель назад она бы сказала, что эта фраза принадлежит человеку с калькулятором вместо сердца.
— Так ты видишь мир, — спросила она задумчиво, — как наборы числовых систем?
— Числа — это символы, такие же, как слова. Писатель описывает мир, используя слова, а математик использует для этого числа.
— Потому что числа наиболее точны?
— Возможно. — Он быстро взглянул на нее. — Я думаю, что стал математиком, потому что хотел упорядочить свой мир. Но в природе порядок уже существует. Все, что я делаю, — просто пытаюсь выявить его.
— Почему ты думаешь, что порядок так важен? — мягко спросила его она.
Он быстро взглянул на нее, а потом перевел взгляд на безбрежное море. Сейчас вода была цвета индиго, иногда отливающего насыщенным зеленым. Барашки волн накатывались на песок.
— Уверен, у тебя было счастливое, безоблачное детство, мое таким не было. — Его голос звучал ровно и безучастно.
— Мне очень жаль… Насколько… плохим оно было? — Она обратила на него сочувствующий взгляд.
Он пожал плечами.
— Другим доставалось еще больше.
— Но от этого тебе не легче, ведь правда? — предположила она. — Если ты хочешь поговорить об этом…
— Не слишком. Не вижу смысла бередить старые раны. Что ты собираешься делать с этой водорослью? — поинтересовался он, сменив тему. — Используешь в своих композициях?
Блайт уже и забыла, что все еще держит стебель водоросли в руках.
— Она скоро высохнет и умрет. Я подняла ее только потому, что она красива. На самом деле она мне не нужна. — Блайт с сожалением бросила ветку на песок и стерла мокрые песчинки, прилипшие к ладоням.
— Ты испытала некоторое удовольствие, наслаждаясь ее красотой.
— Лишь на минуту.
— Все человеческие удовольствия преходящи.
— Может быть, ты и прав, — кивнула она.
И снова ему удалось отвлечь ее от разговора о нем самом. Ему чертовски хорошо это удается.
— Как долго ты преподаешь в Университете Виктории? — спросила она.
— Семь лет. — Он уже вернулся к своему обычному замкнутому состоянию. Возможно, сожалея, что так разоткровенничался с нею.
— Откуда ты узнал об этом месте, об усадьбе Делани? — спросила она. — Через агентство по сдаче недвижимости? — Вся проблема в том, поняла Блайт, что его исчерпывающие, но очень короткие ответы заставляют ее постоянно задавать вопросы, из-за чего разговор превращается в некий допрос.