Наконец появились Джорджия и Эмили.
— Генри дал нам большой мешок с хлебом, мамочка, и даже немного пирога! — бросаясь к ним, закричала Джорджия, за которой семенила Эмили. — Вот утки обрадуются!
Утиное семейство на небольшом, но очень живописном озере обрадовалось угощению и, выйдя на берег, стало брать хлеб из рук восторженных детей.
— Они почти ручные, — тихо пояснил Митчелл, — благодаря Генри. Весной он ездил к сестре в Кент — у нее там небольшой участок земли. Когда он был там, лиса унесла утку. Он привез яйца домой в гнезде и поместил их в коробку с грелкой. Так кухня превратилась в утиный инкубатор. Утята вывелись, и ни один не умер. Ты можешь себе представить, что в кладовке за кухней несколько недель был утиный бассейн?
— Неужели? — Кей была очарована. Она решила, что Генри определенно нравится ей.
— Когда утята подросли, их было немного трудно убедить в том, что Генри не их мать, — с легкой усмешкой сказал Митчелл. — Неделями крохотные лапки шлепали по всему дому, если дверь кладовки не была плотно закрыта. Часто Генри шел открывать дверь, а за ним на перепончатых лапах гуськом шествовали семь пушистых комочков.
Он улыбнулся Кей, и у нее потеплело на сердце.
— Ты знаешь, утки обладают индивидуальностью. — Митчелл повернулся к Джорджии и Эмили, которые стояли на коленях в снегу, окруженные утками. — Маленького задиру впереди зовут Чарли, и он — босс. Уточка позади него — Матильда. Она самая робкая, но они с Чарли неразлучны. Как будто он знает, что за ней надо присматривать.
Митчелл посмотрел на Кей, и напряженный взгляд заворожил ее. Серо-голубые озера его глаз затягивали в свою глубину, она не могла дышать, не могла двигаться, во всем мире был только Митчелл.
— А… а у других уток есть имена? — задыхающимся голосом спросила она.
У него на лице появилась добрая улыбка.
— Ну конечно. — Он подошел ближе и, взяв Кей за руку, начал перечислять: — Это Кларенс, Лолита, Несси, Персивал и Агнес. Хотя Несси может быть Агнес, а Агнес Лолитой. Только Генри способен различать их, как будто они его внуки.
Если бы она могла вечно стоять здесь, под голубым небом, слыша радостное хихиканье и смех близнецов, чувствуя рядом мускулистое тело, она была бы счастлива.
Митчелл наклонился к ней. Это был легкий, нежный и теплый в морозном воздухе поцелуй, который продолжался всего несколько секунд. Потом Митчелл обнял ее.
— Почему я хочу уложить тебя на снег и ласкать, пока мое имя со стоном не сорвется с твоих губ? — вырвалось у него. Низкий, едва слышный хриплый голос заставил Кей широко раскрыть глаза. Она увидела кривую усмешку. — Кажется, я потерял очки, заработанные рассказом о Чарли и его выводке, — печально сказал он.