Чтобы закончить с этим вопросом, я сообщил министру финансов Пруссии, что более не считаю себя государственным советником, и попросил прекратить выплачивать мне жалованье. На это письмо, несомненно по приказу Геринга, не обратили никакого внимания, и мое жалованье продолжало поступать в банк Тиссена, откуда я переводил его на специальный счет и предоставлял в распоряжение министра-президента Пруссии.
В письме, которое я послал Герингу после объявления войны, я напомнил ему о моем протесте против преступлений, совершенных против евреев.
С 1935 года я совсем не контактировал с национал– социалистическими лидерами. Я прекратил выставлять флаг со свастикой и фактически разорвал все отношения с партией. Однако я не предпринял никаких шагов, чтобы сделать свою оппозицию достоянием общественности. Эксцессы 1938 года заставили меня отбросить сдержанность. Моя отставка с поста государственного советника была доказательством не только моего недовольства, но и моего намерения оповестить о полном разрыве с режимом, терпящим подобные зверства. Однако никакой реакции на мой протест не последовало, как случилось бы и с моим протестом против войны год спустя, если бы я вернулся в Германию.
Позже я узнал, что Гамбург был единственным из германских городов, где национал-социалистический гаулейтер Кауфман, выходец из Рейнланда, не допустил нападения на евреев. В крупном городе, которым Кауфман управлял в двойном качестве, как гаулейтер партии и губернатор рейха, не были разрешены ни поджоги, ни грабежи. Поблизости от нас, в Мюльхайме, произошел нелепый инцидент. Еврейская община, почувствовав приближение бури, за несколько недель до беспорядков продала синагогу городу. Нацисты подожгли здание, несмотря на то что оно являлось муниципальной собственностью.
Кроме всего прочего, в этой антиеврейской кампании партия официально выпустила на свободу самые низкие инстинкты, лежащие в основе ее так называемой философии. Национал-социалистическое правительство воспользовалось жалкой привилегией подстрекать и даже орагнизовывать действия, которые во всем цивилизованном мире считаются преступлениями. Иностранцы, находившиеся в то время в Германии, были возмущены сценами садизма и жестокости; они своими глазами видели, как при попустительстве властей поджигаются синагоги. В столице рейха, в центре города, перед окнами посольств штурмовики и юные члены гитлерюгенда по команде своих главарей грабили дома и магазины. В допущении – а на самом деле организации – грабежей, поджогов и даже убийств в концентрационных лагерях национал-социалистический режим, особенно той осенью 1938 года, показал всему миру, что является властью бандитов.