– Анастасия! Дорогая моя и единственная! – прокричал тот с порога. – Если я тебе сейчас же все не скажу, то не скажу никогда!
– Нет! – закричала Настя, испуганно глядя на готовую грохнуться в обморок Шаманскую.
– Да! – закричала конопатая невеста. – Дайте ему сказать!
– По какому правомочию, – возмутился судья, – вы лишаете его законного права голоса? Говорите, молодой человек, мы вас внимательно слушаем.
– Спасибо! – Гурин подошел к судье и потряс его руку. – Подержите, пожалуйста, – он сунул судье охапку цветов. – Анастасия! Я долго не понимал, что между нами происходит. Словно какая-то страшная сила отталкивала меня от тебя. Каждый раз, когда я уходил, сам не понимал толком, что делал…
– Ага, – из цветов показалась довольная физиономия судьи, – прошу учесть присяжных, что истец находился в невменяемом состоянии! И скостить ему срок. Впрочем, это я сам…
– Да, – согласился с ним Гурин, – можно сказать и так. Я был в невменяемом состоянии.
– Сумасшедший, – прошептала Шаманская и схватилась за сердце.
– Точно, – кивнул ей Артем, – я был как сумасшедший. Особенно в последний раз, когда увидел, как тебя обнимал какой-то блондинистый мачо!
– Не понял, а он-то тут при чем? – засомневался в реальности происходящего жених.
– Мачо? – обомлела невеста и шикнула на жениха. – Обалдеть! Обнимал? А она его обнимала?
– Да, – встрял судья, – этот момент требует уточнения. Она его обнимала? Впомните, подсудимый, то есть гражданин. Не волнуйтесь, вспоминайте, суд подождет.
– Нет, – подскочил к нему Гурин и выхватил цветы. – В том-то и дело, что я поначалу обратил внимание только на то, что он проявлял инициативу!
– Инициативу проявлял мачо, – всплеснула руками в длинных белых перчатках невеста.
– Но позже я вспомнил, что ее глаза, – и Гурин подошел к Насте, – твои глаза были равнодушны. Ты его не любишь! Анастасия, я дурак! – Гурин вручил Насте цветы и склонил голову.
– Сумасшедший и дурак – это слишком, – прошептала бледными губами Шаманская.
– Браво! Браво! Бис! – захлопала невеста. – Теперь скажите ей, что вы ее любите!
– Скажите, что любите! – нестройным хором закричали родственники и друзья.
– По законам жанра признайтесь! – кричал судья. – Откровенное признание облегчит вашу участь!
Шаманская махнула рукой в сторону оркестра, который, повинуясь ее взмаху, тут же заиграл «калинку-малинку». Дама поправила прическу, расправила грудь, в которую набрала побольше воздуха, и достала носовой платок. Мелко перебирая ногами, начальница загса с глупой улыбкой на устах, спасающей, по ее мнению, критическое положение, направилась к судье.