— Нет, мы пытались. У нас был второй медовый месяц и третий тоже. После второго мы все время спорили. Она посвятила всю свою жизнь сначала тому, чтобы родить тебя, а потом — чтобы быть с тобой. Кэтрин говорит, что это извращение.
— Я думаю, ты понимаешь, что это не так, — сказала Анна, удивляясь про себя. Неужели она всегда была тем самым цементом, который до сих пор скреплял их семью? Стоило ей только поругаться с матерью, как они распались на три разные семьи.
— Неправда. Она приучила тебя спать в ее постели. Мы никогда… не разговаривали. Хотя через какое-то время привыкаешь и к этому.
— А что же будет с мамой? Ты подумал о ней? Я сомневаюсь, что она захочет разойтись.
Анна знала, что ее матери совершенно необходимо быть замужем. Барбара не могла позволить Дону уйти. Она была такой; ничего не любила выбрасывать, тряслась над своими кухонными тряпками до тех пор, пока они не начинали гнить и вонять в раковине. Детская одежда Анны до сих пор хранилась в шкафу для сушки белья, выглаженная, аккуратно сложенная и теплая. В кухонных шкафах Барбара хранила продукты, у которых давно истек срок годности. В чемонадах, сложенных в комнате для гостей, были припрятаны почти все ошибки молодости Анны — ошибки в смысле моды: красные гамаши, сиреневое платье-одуванчик, ярко-голубые полуботинки с острыми носами, рыжевато-коричневые брюки с ручной вышивкой.
Утрата чего бы то ни было всегда была для Барбары мучительна, поэтому она целых несколько десятилетий держала мужа при себе, несмотря на его высоколобую надменность, явное раздражение, которое она у него вызывала, и его другую, более умную женщину.
— Ну, так не могло продолжаться вечно, — сказал Дон, а Анна про себя подумала: «А почему бы и нет?» Ведь ее мать была счастлива. Она была счастлива работать библиотекарем, сплетничать с Илейн, ухаживать за садом, иметь мужа (на расстоянии). И Дон тоже был счастлив, занимаясь своей политикой и домом, который он сам подновил в магнолиевых и лимонных тонах.
— Но почему ты переезжаешь именно сейчас? Почему не пять лет назад? Почему не давным-давно?
— Потому что, когда на прошлой неделе я пришел домой, а ты уже к тому времени ушла, я услышал, как твоя мать плачет. Она плакала, да… — Он опять прочистил горло. Было такое ощущение, что Дон плохо подготовился к произнесению слова «плакать». — Я уже было стал подниматься наверх, потому что, ты же знаешь, я устанавливаю… собирался установить стробоскопическое освещение там, наверху… — Он замолчал и на мгновение показался Анне таким обездоленным. Казалось, он сам не может понять, где находится.