Здесь можно было бесплатно услышать солистов из Венской оперы и Венского хора мальчиков. Адольф особенно любил последний и все повторял мне, как он благодарен за то начальное музыкальное образование, которое он получил в Ламбахе. Но в других отношениях в то время ему было особенно больно вспоминать свое детство.
Все это время он был бесконечно занят. Я понятия не имел, чем должен был заниматься студент в Академии искусств, – во всяком случае, предметы должны были быть чрезвычайно разнообразными. В один день он часами сидел над книгами, затем сидел и писал до рассвета, а в другой раз рояль, стол, его и моя постели и даже пол оказывались полностью завалены эскизами. Он стоял, напряженно глядя вниз на свою работу, двигался осторожно на цыпочках среди рисунков, улучшал что-то тут, исправлял что-то там, все время бормотал себе под нос и подчеркивал свои быстрые слова энергичными жестами. И горе мне, если я беспокоил его в такие минуты. Я испытывал огромное уважение к его трудной и обстоятельной работе и говорил, что мне нравится то, что я видел.
Когда, горя нетерпением, я открывал крышку рояля, Адольф быстро сдвигал все листы вместе, складывал их в буфет, хватал книгу и отправлялся в парк дворца Шёнбрунн (летняя резиденция Габсбургов, строился и перестраивался в 1695—1749 гг. – Пер.). Там он нашел скамейку в тихом месте среди лужаек и деревьев, где никто никогда его не беспокоил. Какие бы успехи он ни делал в своей учебе, они были сделаны на открытом воздухе на этой скамейке. Я тоже очень любил это тихое местечко, где можно было забыть, что живешь в столице. В последующие годы я часто приходил посидеть на этой уединенной скамейке.
Казалось, что студент, изучающий архитектуру, может проводить больше времени на открытом воздухе и быть более независим в своей работе, нежели студент Консерватории. Однажды, когда он опять писал всю ночь напролет – уродливая, коптящая небольшая керосиновая лампа почти догорела, а я еще не спал, – я спросил его напрямик, чем завершится вся эта работа. Вместо ответа, он вручил мне пару торопливо исписанных листков. Удивленный, я прочитал: «Священная гора на заднем плане, перед ней – большая колода для жертвоприношений в окружении огромных дубов: два сильных воина крепко держат за рога черного быка, которого должны принести в жертву, и прижимают мощную голову животного к выемке на колоде. Позади них, выпрямившись во весь рост, стоит жрец в легких разноцветных одеждах. Он держит меч, которым он убьет быка. Вокруг стоят серьезные бородатые мужчины, опираясь на щиты и держа копья наготове; они внимательно наблюдают за происходящим».