На протяжении некоторого времени в ясные дни он имел обыкновение приходить на одну лавочку на Турмляйтенвег, где устроил себе нечто вроде кабинета на открытом воздухе. Там он читал книги, делал карандашные наброски и рисовал акварелью. Там родились его первые стихи. Другое место, которое позднее стало его любимым, было даже еще более уединенным и укромным. Иногда мы сидели на высоко нависшей скале и глядели вниз на Дунай. Панорама неспешно текущей реки всегда волновала Адольфа. Как часто мой друг рассказывал мне здесь о своих планах! Иногда чувства его переполняли, и он давал волю воображению. Помню, как однажды он так живо описывал мне путешествие Кримхильды в страну гуннов, что мне показалось, будто я вижу могучие корабли царей Бургундии, плывущие по реке.
Совершенно другими были наши дальние экскурсии. Особых приготовлений не требовалось: единственным реквизитом была крепкая палка для ходьбы. Со своей повседневной одеждой Адольф обычно носил разноцветную рубашку и – как знак его намерения предпринять длительное путешествие – вместо обычного галстука надевал шелковый шнурок с двумя свисающими вниз кисточками. Мы не брали с собой еды, но где-нибудь доставали себе кусок черствого хлеба и стакан молока. Какие это были замечательные, беззаботные времена!
Мы презирали железные дороги и автобусы и везде ходили пешком. Когда бы мы ни совмещали наше воскресное путешествие с прогулкой к моим родителям, которая имела для нас то преимущество, что мой отец угощал нас хорошим обедом на постоялом дворе, мы отправлялись в путь достаточно рано, чтобы встретиться с ними в нашем пункте назначения, до которого они ехали на поезде. Мой отец особенно любил небольшую деревушку под названием Вальдинг, которая привлекала нас потому, что поблизости протекала речка Родель, в которой мы любили купаться в теплые летние дни.
В моей памяти остался один случай. Мы с Адольфом вышли с постоялого двора, чтобы искупаться в речке. Мы оба были довольно хорошими пловцами, но моя мать тем не менее нервничала. Она пошла следом и встала на выступающем утесе, чтобы наблюдать за нами. Утес наклонно уходил вниз, к воде, и был покрыт мхом. Моя бедная мать, которая с беспокойством наблюдала за нами, поскользнулась на гладком мхе и съехала в воду. Я находился слишком далеко, чтобы тут же помочь ей, но Адольф немедленно прыгнул за ней в воду и вытащил ее на берег. Он всегда оставался преданным моим родителям. В 1944 году на восьмидесятилетие моей матери он прислал ей продуктовую посылку.
Адольф особенно любил Мюльфиртель. От Пёстлингберга мы, бывало, шли пешком через Хольцпольдл и Элендсиммерль в Грамаштеттен или бродили по лесам, расположенным вокруг Лихтенхагских развалин. Адольф измерял стены, хотя от них немногое осталось, и заносил данные в свой альбом, который всегда носил с собой. Несколькими штрихами он набрасывал изначальный вид замка, пририсовывал ров и подъемный мост, украшал стены причудливыми остроконечными башенками и бельведерами. Там он однажды, к моему удивлению, воскликнул: «Это идеальные декорации к моему сонету!» Но когда я захотел больше узнать об этом, сказал: «Я должен сначала посмотреть, что из этого получится». А по пути домой он признался, что собирается попытаться сделать из этого материала пьесу.