Он, вероятно, имел в виду обморок, о котором Лоэтта успела уже позабыть.
— Прекрасно, а ты? Насколько я понимаю, ты припас для меня душераздирающее объяснение своему двухлетнему отсутствию… Можешь не трудиться, в нем нет необходимости.
Бурке удрученно кивнул.
— Ты права. Я заслужил такой прием. Думал позвонить тебе. Написать. Но решил, что легче попросить прощения, чем разрешения вернуться.
Лоэтта стояла неподвижно, борясь с искушением предложить Бурке присесть. Прежняя Лоэтта наверняка уже порхала бы вокруг дорогого гостя. Но прошлого не вернуть. Пусть говорит, зачем пришел и убирается отсюда.
— Должна тебе сказать, что легкий путь не всегда бывает правильным, — откликнулась Лоэтта.
Бурке прошелся по комнате, подошел к стене, где висела полка с несколькими фотографиями. Медленно повернулся к ней. Во всех его движениях сквозила грация дикого, красивого животного. В нем жили сила, энергия. Это угадывалось во всем: в походке, разговоре, взглядах на нее.
— Неважно, что ты подумала. Но мне совсем не просто было уйти два года назад, — тихо сказал он.
Лоэтта кивнула. Странно, когда они впервые встретились, никакой неловкости не было и в помине. Конечно, в то время их не разделяли два с половиной года душевных мук, ожидания, надежды и неизвестности.
— Бурке, что ты здесь делаешь?
Бурке посмотрел на нее и забыл то, что собирался сказать. Когда они познакомились, на Лили было простое, чуть ли не монашеское платье из хлопка. Сегодняшние юбка и свитер не отличались особой сексуальностью, но прекрасно облегали ее фигуру. Подчеркивали, а не скрывали ее.
— Ты прекрасна как картинка.
Бурке хотелось, чтобы она улыбнулась. Но Лили презрительно сказала:
— И тебе, и Уэссу не мешало бы научиться быть более оригинальными.
Бурке насупился, он заметил на низком столике, прямо перед собой вазу с цветами.
— Страйкер успел отправить тебе цветы?
Лоэтта пожала плечами.
— Похоже, он таскает их из «Бешеной лошади».
— Можно я прочту карточку?
— Не смущайся.
Неряшливым мужским почерком там было написано: «Розы красные, фиалки как на картинке. Дарю тебе эти цветы, но я не поэт».
Он насмешливо фыркнул.
— И ты собираешься замуж за человека, который пишет такие стихи?
В глазах Лоэтты мелькнуло нечто среднее между обидой и досадой.
— Уэсс ковбой, а не писатель.
Бурке покачал головой.
— Что ж, в его послании есть определенная доля искренности.
— Уэсс Страйкер всегда искренен.
Разговор не нравился Бурке. Он пришел, чтобы попытаться объяснить ей, что с ним произошло. А вовсе не обсуждать взаимоотношения Лили с другим мужчиной. Этого ему хотелось меньше всего.