Квили смотрела на перепутанные стальные колечки, изъеденные остатки кольчужной рубахи, прошедшей через желудок кравлера. Похоже, тайна внезапного исчезновения начинающей жрицы разрешилась. Надежды воскресить Талесте из мертвых не было. Не осталось ни осколка кости, лишь несколько обрывков кольчуги и бесформенный кусочек серебра, бывший некогда священным амулетом.
— Слезы Эйлистри, — пробормотала Квили, — да омоют ее душу.
Рядом с нею Ильрени повторила ее молитву.
Боевая наставница храма была крохотной женщиной, гибкой, как прутик, с тонкими чертами лица, высоко изогнутыми бровями и голосом высоким, почти пронзительным — как у ребенка. Мускулы ее, однако, были крепки, как бечевки, из которых делают плети, а воинские таланты — общеизвестны. Ей были вверены оборона Променада и одна из наиболее почитаемых реликвий: поющий меч, один из тех, с которыми Квили и ее товарищи ходили в бой против аватара Гонадоора. Меч Ильрени всегда держала при себе, в заплечных ножнах.
— Почему ты вызвала меня? — спросила Квили. — Ответ на нашу загадку представляется достаточно простым. Начинающую сожрал кравлер-падальщик, а останки ее оказались тут.
— Именно так думал и патруль, нашедший это, — ответила Ильрени, — пока они не пропели заклинание. Когда они обнаружили то, что еще здесь находится, то не захотели это трогать. Попробуй сама, и увидишь.
Квили пропела короткую молитву, проведя рукой над изуродованными остатками кольчуги. Вокруг овальной выпуклости, погребенной под массой, вспыхнула аура. Она переливалась мерцающими пурпурными огнями, прочерченными насквозь сплетающимися черными линиями.
Щелчок пальца жрицы поднял предмет на уровень глаз. Она описала пальцем круг, заставляя объект вращаться. Линии магической силы перемещались взад и вперед по поверхности пурпурной ауры, то образуя узоры, похожие на паутину, то сплетаясь в некое подобие сильно упрощенной руны детека. Аура тоже мерцала, переливалась от мягкого небесно-голубого до зловещего багрового. Квили сотворила заклинание, которое должно было подвергнуть двеомер анализу, но, как ни перебирала она нити Пряжи, единственной музыкой, издаваемой обсидианом, была какофония перепутанных нот. Она могла утверждать, что камень содержит в себе какое-то заклинание, но что-то не давало ей узнать больше. Впечатление было такое, что этот магический предмет находился в руке заклинателя, чья воля противостоит ей, хотя ясно было, что это не так.
Квили завершила свое заклинание провидения. Магические линии силы, которые оно делало видимыми, исчезли. Предмет снова казался не более чем овальным отполированным куском черного обсидиана.