Снова он относится к ней как к несмышленышу! Глаша сразу вспомнила, как он сказал, что ей нечего делать возле осажденного Белого дома… Но стоило ей об этом вспомнить, как и весь тот день встал в ее памяти ясно, ярко, в такой ослепительной силе, с которой не могла сравниться даже сила здешнего палящего солнца, – день, когда большая и свободная жизнь смотрела на нее его широкими глазами.
И картошка ей сразу вспомнилась, и как пронзило ее тепло его куртки, и театральные кресла, из которых он составил для нее кровать, и каждое его слово… И любовь, которую она почувствовала к нему в первую же ночь их встречи в поезде, и во вторую ночь их московской встречи, и во все те северные июльские ночи, когда она мечтала о нем, сидя в тени жасминового куста…
Эта любовь и теперь была так же сильна в ее сердце, хотя не романтическая ночь стояла вокруг, а изнуряюще жаркий день в степи Восточного Крыма.
Но все-таки надо было разговаривать о чем-нибудь обыденном, иначе он сразу догадался бы, как она к нему относится, а этого Глаша не хотела. Да она сквозь землю провалилась бы, если бы он догадался!
– У вас отпуск? – спросила она светским тоном.
– Да.
Лазарь кивнул так, что смех должен был, казалось, выплеснуться из его глаз.
В одном романе девятнадцатого века про героиню было написано, что она тонная барышня. Глаша не поняла, что это означает, и специально посмотрела в дореволюционном словаре. Оказалось – барышня хорошего тона.
Вот таким тоном тонной барышни она и задавала теперь вопросы.
– Вы приехали в Крым отдыхать? – поинтересовалась она.
– Нет, – уже не просто смеясь, а хохоча глазами, ответил Лазарь. – Я приехал, чтобы увидеть вас.
Он произнес это так, будто ничего удивительного в этом не было. А Глаша от его слов чуть в обруч-озерцо не свалилась.
– Ме-меня?.. – пролепетала она.
– Ну да, – кивнул Лазарь. – Я год в Америке жил, поэтому увидеть вас не мог. А теперь вот временно вернулся. Ваша мама сказала, где вы. А адрес ваших родителей я узнал, потому что вы называли номер вашей школы, и я туда наведался, – предупреждая ее вопросы, добавил он.
Впрочем, вряд ли она стала бы о чем-то спрашивать. Она не способна была ни на какие внятные высказывания.
Она наклонилась к озерцу и погрузила в него лицо. Ей жарко! Да, жарко. Или – она хочет пить. Именно так пусть и думает.
– Мало вам, что чуть тепловой удар не получили, теперь ангину зарабатываете?
Лазарь вынул ее из озерца под мышки, как бестолковую зверушку. Наверное, он был прав насчет ангины. Но все же Глаше стало получше от того, что она окунула голову в холодную воду. Во всяком случае, к ней вернулось самообладание.