– Я отдохнула хорошо, – ответила Глаша.
Если бы она не чувствовала его ладонь на своей щеке, то этот обмен фразами показался бы ей пустым. Но в его прикосновении она слышала совсем другие слова, другие вопросы.
«Ты помнишь меня? – спрашивала у ее щеки его ладонь. – Ты меня все еще любишь?»
Она ясно слышала это. Но что ответить, не знала.
Лазарь вздохнул и убрал руку.
– Можно, я у тебя останусь? – спросил он.
Зачем он об этом спрашивает, непонятно. У него есть ключи от дома, в котором она живет. Дом этот вообще принадлежит ему. Он вошел ночью без звонка во входную дверь и без стука в дверь спальни.
– Останься, – ответила Глаша.
«Что бы он сделал, если бы я сказала «не надо»? – вдруг подумала она. – Ушел бы?»
Но спрашивать не стала.
– Позови водителя, – сказала она вместо этого. – Пусть в кабинете переночует.
– Я его отпустил.
Ну и какова в таком случае цена его деликатным вопросам?
– А что бы ты делал, если бы меня дома не оказалось? – не удержавшись, спросила Глаша. – Или если бы я…
– Не знаю, – ответил он.
Это была правда. Он действительно не знал.
Наверное, в своих делах он осторожен и расчетлив, ну да, конечно, иначе не стал бы тем, кем стал. Но в отношениях с ней расчета не было никогда – Лазарь делал только то, чего не мог не сделать, и делал всегда без промедления. Между его желаниями и его поступками по отношению к ней никогда не бывало зазоров.
Он снял пиджак и повесил на стул, бросил галстук поверх пиджака. Даже в почти полной темноте его рубашка белела ослепительно, как всегда.
– Полотенце в комоде, – сказала Глаша уже ему в спину.
Она слушала, как шумит в ванной вода, и думала, что будет, когда он вернется, ляжет рядом. У нее было такое чувство, будто она ему изменила. Хотя не только измены не было, но даже мыслей об измене, даже того, что в старых романах принято было называть нескромными желаниями. И неловкости она поэтому не чувствовала никакой.
То, что чувствовала она сейчас, далеко отстояло от таких мелких переживаний, как неловкость.
Жизнь ее могла перемениться. И она должна была переменить свою жизнь.
Лазарь вернулся, лег рядом. От него веяло свежестью, словно он не душ принял, а Сороть переплыл. Ну да просто душ был контрастный, наверное.
Он лежал рядом, не придвигаясь.
– Почему ты меня не обнимешь? – спросила Глаша.
В их первую ночь на берегу бухты он тоже лежал рядом с ней неподвижно, но тогда она не решалась его спросить почему. Теперь ей и решаться не надо было – спросила, и все.
– Волнуюсь, – ответил он.
– О чем?
– Что ты меня не хочешь.
– Почему ты вдруг об этом подумал?