Домик горел. Валя побежала по глубокому снегу. В свете фар блестели автомобили, струи воды парили на морозе. Она ошиблась. Горела баня и сарай. Соседи за ломали ветхий забор, бросали лопатами в огонь куски снега. На крыльце стояли братья и плакали.
– Где мама? – закричала Валя, предчувствуя беду.
– Мама там, – указал Толя на горящие венцы брёвен.
– Мы помылись. Тебя не дождались. Она пошла одна париться. Потом слышим, что – то стреляет. Вышли на улицу. Это шифер. – Пояснил Коля.
– Маму увезла «скорая», – говорила соседка. – Угорела. Сказали, что будет жить. Ожоги большие.
Когда всё закончилось, в домик вошёл Виктор. Умылся и сел к столу. Сидел на сундуке, как обычно сидел отец, придя с работы. Валя машинально открыла банку с капустой, стала чистить картошку. Мамин пересоленный суп вылила. Мальчишки пили вишнёвый компот и шептались. Виктор засобирался домой, но Валя остановила:
– Тебе далеко идти – на другой конец.
– Завтра… Сегодня пойдём в больницу.
Они сидели в зале – так называли большую комнату, в которой на табуретке стоял новый телевизор, который Валя купила в рассрочку. Мальчишки уснули, а они смотрели телевизор, держась за руки. Под утро Лебедева поцеловала его, положила одеяло и подушку на диван. Спохватившись, искала простыню. Попадались старые, проношенные. «Нужно было разрезать и сшить краями наружу, – подумала Лебедева. Легли на кровать. Виктор мгновенно уснул. Она думала о матери, о своей учёбе. «Пацанов на мать не бросишь. В интернат не определишь. Учиться очно. Маме поможет сестра. Устроюсь в городе в столовую. Буду работать. Придётся тёте платить».
Они проснулись одновременно. Посмотрели друг на друга. Было холодно. В окна вползал робкий свет. Изба выстудилась.
– Валя, ты не думай. Я – серьёзно. Всё хотел сказать. – Она молчала, раздражаясь на его суетные слова. – Давай поженимся. Сегодня пойдём к маме, и я попрошу разрешения у неё…
– Наконец, – грубо сказала Валентина. – Родил. Полгода ждала, когда же ты наберёшься храбрости. На пожаре ты смелый…
– Зачем ты так? Я тебя люблю.
– Это меня? – психанула она. – Не иронизировал бы. Страшней меня в деревне только Надя – дурочка. И та смотрится актрисой. Кто такую уродину полюбит? Слепой. И тот будет щупать. У меня и щупать нечего. Стиральная доска пофигуристей, – Валя плакала, жалея себя, но припомнила слова Кодина, и успокоилась.
Виктор принёс дров, угля и затопил печь. Проснулись мальчишки, засобирались в школу. Затеяли ссору. Виктор посмотрел на них строго и покачал головой. Мальчики присмирели. Пили чай с фаршированными блинами, которые Валентина забыла, потрясённая пожаром.